Алексей Трефилов: Шустрый. Рождение воина

Едет, значит, себе, видит сгоревшую деревню и выжившего крестьянина, который травку на огороде кушает. Вид у меня еще тот. Моего лука он не испугался: такого убожества никогда раньше не видел. Да и копьецо серьезного впечатления не производило. Чем не добыча? Про дикарей он много чего порассказал. Оказывается, тут имеется огромнейший лес, там эти людоеды и живут. Железо у них есть, но очень мало. Только то, что в набегах сумели взять. Деревню, скорее всего, они и сожгли, часто так делали. Выковырять их никто не мог, хотя частенько пытались. Лес треть материка занимал – то-то я с орбиты видел, что земля будто зеленой краской измазана.

Ободрал труп до нитки и ушел. Наткнулся на другую полянку, построил шалаш, развел костер и задумался: «Что дальше?» Очень заманчиво было себя за этого парня выдать: рост одинаковый, цвет волос и глаз тоже. В разных государствах все на унике говорили, но бешеному акценту никто не удивлялся. Некоторых чужестранцев вообще мало понимали. Язык на месте не стоит, он постоянно изменяется. Снова в армию? Кто угодно, но только не я! Сбежать из одной, чтобы в другую попасть? Ищите дураков в другом месте! К тому же я на птичках ездить не умею. Огромный минус для дворянина. Выучусь со временем, но это когда будет!

Порылся в сумке и нашел конверт с бумагами. Начал читать: полностью парня звали – Текс Скинт, виконт Излучины. Так его бывшее поместье называлось. Род захудалый и не очень древний, всего-то пять поколений предков. Запомнил их имена на всякий случай. Второй бумагой оказался контракт на три года, пограничная крепость Заречье. Прибыть к месту службы, в пересчете на общее время, следовало в течение месяца. Текс мне рассказал, что срок через две десятины. Они тут вместо недели декаду использовали. Год – триста пятьдесят дней, сутки двадцать шесть часов. Месяцев не было. Считали декады, просто называли порядковый номер. Крестьяне на это чихать хотели, они от посева до урожая жили. Только аристократы такими вещами интересовались, да и то не все. Тексу тоже было все равно, и точной даты я так и не узнал.

Решил в деревню вернуться – вещички забрать, а потом в ближайший город двинуть. Денег у Текса почти не было, всего несколько серебрушек. Те самые непонятные треугольники с орнаментом монетами оказались.

Переночевал в шалаше, надел на себя одежду и доспехи Текса, пошел назад. В землянке провел еще сутки, стирался и готовился. Хлам выкинул, взял только необходимые вещи: котелок, ложку, кружку, флягу, иголку с ниткой и отрез ткани. Корешков и сушеного салата в сумку накидал. Пику укоротил. Кроме нее, кинжала и столового ножика у Текса ничего не было. Из меня вышел легкий пехотинец. Щита, правда, не хватало.

Закинул переметную суму на плечо и отправился в путь.

До города добирался шестеро суток, ночевал в поле, деньги берег. Периодически меня подвозили крестьяне, коротко спрашивали:

– Наемник?

И когда я кивал, приглашали на облучок. В основном мне попадались немногословные мужики угрюмого вида, одетые в обноски. Жизнь, судя по всему, крестьян не баловала. Отчаявшись подбить их на откровенность, так как на все вопросы я получал короткие односложные ответы, применил к ним изуверский метод допроса. Поинтересовался видом на урожай и налогами. Правда, сам об этом пожалел: меня буквально затопило информацией, оставалось только поддакивать в нужных местах. Яйценоскость домашней скотины снилась мне по ночам. Я кряхтел, но терпел. Сам виноват: хочешь узнать о мире вокруг – будь любезен стиснуть зубы. Мужиков можно было понять, они говорили о том, что кипело в душе. О таком с родней не побеседуешь, те и сами все знают. Старосте, что ли, станешь на судьбину нелегкую жаловаться? А я – так, случайный попутчик, которого в жизни больше никогда не увидишь.

Приноровившись, я иногда умудрялся вставлять вопросы. Много узнал про ездовых птичек, назывались они «перками». Звук такой издавали, когда перед самками красовались. Узнал все об их повадках – глупыми они были до невозможности, но абсолютно бесстрашными. Под седлом ходили одни петухи, для них радостью было с кем-нибудь подраться. На ногах у них были шпоры и один огромный коготь, еще они клевались. Человека могли за минуту на ломтики покромсать, но никогда этого не делали. Даже на вражеских воинов не нападали. Думается мне, тут без Кудесника не обошлось. Своих петушков, с которыми они вместе жили, как-то терпели, к другим их было лучше не подпускать и не оставлять без присмотра. Когда птичья кавалерия сходилась на поле боя, получался огромный клубок из перьев, людей и перков.