Роман Злотников - Быть воином

Они собрались в «Пурпурной дырке». На базе не было слишком уж четкого разделения заведений по статусу, как на крейсере, но, исходя из цен и общей атмосферы, контингент «Пурпурной дырки» все равно в основном составляли младшие офицеры. Для матросов и десантников первого контракта она была дороговата, а старшины и сержанты, получавшие даже поболее иного лейтенанта, предпочитали заведение поспокойней. Не говоря уж о старших офицерах.

Крейсер был на патрулировании, поэтому компания оказалась немногочисленной – сам Ирайр, лейтенант-десантник Аджоб и его бывший сосед по крейсерскому кубрику Граймк. Граймк отправлялся в отпуск и ждал попутного рейса, а Аджоб, которому изрядно досталось на Шани Эмур, возвращался на корабль после лечения и реабилитации. Но чуть опоздал к отходу.

Первую приняли с ходу.

– И все-таки я тебя не понимаю, Ирайр, – откинувшись на спинку стула, скрипнувшую под его внушительным телом, произнес лейтенант Аджоб. – Получить досрочно лейтенанта и глаз Бурыга (так между собой называли Малую рейдовую звезду) на грудь и тут же подать рапорт на увольнение… глупо!

Бывший лейтенант Ирайр криво усмехнулся. Ну что тут отвечать? С точки зрения любого военного, да что там говорить, любого просто по-житейски умного человека, его поступок действительно был несусветной глупостью. Нет, ну для него лично, при иных обстоятельствах, скажем, если бы он разочаровался в службе или, не дай бог, конечно, что-то случилось с отцом и ему пришлось бы срочно вступать в наследство, его увольнение могло оказаться вполне в порядке вещей. Но все сидящие за этим столом знали, что никаких неприятностей в семье Ирайра не произошло и уж тем более никаких причин для разочарования на обозримом горизонте не наблюдалось. Наоборот, наличествовал такой карьерный рывок, о котором можно было только мечтать. К тому же каждый из присутствующих готов был дать руку на отсечение, что лейтенант Ирайр самой судьбой предназначен для службы. Ну встречаются иногда такие люди, в которых судьба явно впечатала свое предназначение. Так что в голове у всех занозой сидел недоуменный вопрос, в чем же дело. И что отвечать на это, Ирайр не знал. Не потому, что у него не было ответа, а потому, что его ответ просто не поймут. Конечно, за этим столиком в гарнизонном ресторанчике собрались его друзья, те, с кем он делил все горести и радости, кто вытаскивал его задницу из всяческих неприятностей (как, впрочем, и наоборот), но это были друзья прежнего Ирайра. Ирайра, который еще не разговаривал с Воином и не видел смерти Светлого князя Диего… Прежний Ирайр был вовсе неплох. Более того, мир прежнего Ирайра полностью соответствовал миру тех, кто сейчас сидел за столом. Прежний Ирайр был даже, пожалуй, более счастливым – просто потому, что для ощущения счастья ему нужно было не так уж много. Например, минутку свободного времени, несколько друзей, пару бокалов светлого и, может быть, еще горячее и податливое женское тело на коленях. Вот только вся беда в том, что прежнего Ирайра больше не было…

– Ну, за нашего друга и хорошего офицера, – поднимая набитый льдом стакан с исски, провозгласил лейтенант Аджоб, – который, несмотря на все те глупости, что он натворил, все равно навсегда останется нашим другом.

Они дружно сдвинули стаканы и затем также дружно отхлебнули.

– И чтоб ему на гражданке стало скучно, и он вернулся, – закончил Аджоб, ставя стакан на стол. Товарищи рассмеялись, а Ирайр тихонько вздохнул. Вот демоны Игура, как просто был раньше устроен мир. Он четко делился на своих и чужих, свои – на гражданских шпаков, в общем-то существ презренных и бестолковых, и военных, которые опять же разделялись по степени близости и крутости. В нем было то, что доставляло удовольствие и к чему непременно следовало стремиться, и жуткая тягомотина, которую по возможности следовало избегать. А когда не удавалось – принимать со стоическим терпением. И хотя в перечне ценностей Ирайра отсутствовали несомненно входившие в список остальных аэрол, квартира, счет в банке, аэрол покруче, собственный дом, ну и так далее… просто потому, что у него все это имелось, но в остальном все было ясно и понятно. А теперь он сам себе напоминал двухнедельного щенка, у которого до сего момента все было хорошо и просто – теплая коробка, теплое молоко, теплые тельца братьев и сестер рядом, знакомые и понятные запахи, позволявшие легко и просто ориентироваться в этой жизни и вдруг внезапно пелена, закрывавшая глаза, исчезла, и оказалось, что мир намного больше коробки. И мама – это не только вымя. А тут еще откуда-то из запредельного далека внезапно обрушиваются на него две руки, выдергивают из теплого уютного мирка, уносят куда-то в невероятные дали, и чей-то непонятный громовой голос говорит: «Ты смотри, у этого открылись глазки!..»