Андрей Посняков - Варвар - Воин Аттилы. Корона бургундов. Зов крови

Вот только сам парень, похоже, неплохо знал Радомира, а следовательно, тоже числился в отряде старого сигамбра.

– А мы ведь выбрались, Рад! – оборачиваясь на скаку, со смехом кричал он. – Выбрались!

– Да вижу, что выбрались. Тебя как звать-то?

– Ого! – Парень, похоже, обиделся. – Ты что же, не помнишь?

– Не помню, – честно признался молодой человек. – У меня на лица вообще память не очень.

– Да что ты говоришь? – изумленный всадник обернулся. – Тебя что, в детстве по голове били?

Ну, конечно, в прежние времена люди, не имея фотоаппаратов и даже простой привычки что-то записывать, взамен получали удивительно, по нашим меркам, развитые наблюдательность и память, как слуховую, так и зрительную. Человека, один раз увиденного издалека, могли описать во всех деталях и запоминали навсегда. Родион замечал это за Истром, Тужиром, Хильдой, не говоря уж о таких зубрах, как Хлотарь, но сам, хоть среди ровесников-туристов считался парнем внимательным, здешним знакомым постоянно проигрывал. По части владения оружием-то он неплохо подтянулся, да и физически был крупнее и в драке мог рассчитывать на успех, но вот по части памяти уступал – не хватало выработанной с детства привычки.

И здесь то же самое: всадник Родиона сразу узнал, а Родион его – нет.

– Меня зовут Витланк сын Даговульфа.

– Ты франк?

– Да. Римляне еще называют нас салиями, но мы не из тех косматых дикарей, которые считают, что вся судьба и удача заключены в волосах и потому не стригутся, пока сами не облысеют!

Родион усмехнулся: ну да, не дикари, вполне цивилизованные культурные люди. По всему видать…

– Ты чего смеешься-то? – снова обернулся Витланк. – На самом деле смеяться должен не ты, а я и мой напарник Гилдуин.

– А-а-а! – Молодой человек наконец догадался. – Так это вам досталось следить за мной и Истром.

– Точно так! – с торжество подтвердил довольный Витланк.

– Бабка за дедкой, внучка за бабкой…

– Какая еще бабка?

– Это у нас пословица такая. Не бери в голову, скажи-ка лучше, откуда у тебя лошадь? Увел?

– Увел! – без малейшего раскаяния ухмыльнулся юный франк. – Совершил кражу. Увы мне, увы!

– Там, во дворе? Ничего, у тебя же не было корыстной цели. Скажем, что мы бежали от пожара, и это была не кража, а… необходимая самооборона. Мы же лошадь вернем? Или ты собираешься ее продать?

– Как же я ее продам? – Витланк расхохотался. – Сбрую с нее разве что, а лошадь-то клейменая, кто ее купит? Ближе к городу надо будет от кобылы избавиться – больно уж приметная. Левое ухо, видишь, белое. Если только грязью замазать…

– А стоит возиться?

– Может, и не стоит. Скоро война – и лошадей себе добудем, и все что угодно. Верно, Радомир?

– Конечно, добудем, друже!

Подступающий вечер разрисовал мир вокруг густыми красками: оранжево-желтое солнце висело над самым лесом, река сверкала узкой серебряной лентой между буровато-зелеными холмами, уходя в глубину густо-сиреневых горных отрогов, уже подернутых голубоватой сумеречной дымкой. От росших вдоль дороги деревьев, от каменных идолов, во времена седой старины поставленных здесь неведомым народом, протянулись длинные черные тени.

Погони не было – даже если Эрмольд сумел ее организовать, беглецы, запутывая следы, подъехали к Виндобоне совсем с другой стороны. Избавившись от лошади, с полмили шли пешком, болтали по пути. Витланк рассказывал о себе, о своем народе – западных франках, о галлах, вернее, римлянах галльского происхождения, ибо от некогда грозных кельтских племен – эдуев, секвонов, паризиев – остались одни названия, а сами они уже много веков как забыли родной язык и говорили на «вульгарной латыни».

– Могучие галлы разленились, изнежились и превратились в римлян, – рассказывал новый знакомец. – Это уже не те люди, о которых когда-то писал Цезарь.

– Ты читал Цезаря? – не поверил Радомир.

– Как я могу читать – я же не монах и не римский вельможа, кто меня научит грамоте? – рассмеялся Витланк. – Но я много о нем слышал – и здесь, в лагере, и раньше.

– Ты знаешь о монахах? Ты христианин?

– Да. Среди нас много христиан.

– Вы все арианцы?

– Ну конечно. Только настоящие урожденные римляне во всем слушаются своего Папу!

Без всяких приключений войдя в город, путники зашагали по центральной улице. Оранжевые лучи заходящего солнца освещали крытые красной черепицей крыши, отражались в цветных стеклах базилик, еще больше оттеняя черноту за колоннами портиков. К вечеру похолодало, но людей на улицах почти не убавилось.