Михаил Позняк - Сизый нос

В то послевоенное десятилетие Москва активно строилась, возвращались из эвакуации заводы и фабрики, рабочих рук постоянно не хватало. Среди приехавших попытать счастья в столице была и его мать, деревенская девушка из Ивановской области, невысокая круглолицая крепенькая Нюра. Девушкой она была бойкой, быстро нашла себе место на вновь заработавшем заводе шарикоподшипников, а там и начала задумываться, как обустроить личную жизнь.

Мужчин было мало, не до капризов, и подружки вокруг нее выскакивали замуж без долгих раздумий, было бы за кого. Но Василий… Когда Нюра увидела его в первый раз, с медалями на пиджаке, с залихватским чубом, с улыбкой, от которой чуть не падали без чувств местные красавицы, она сразу поняла – вот она, ее судьба! И тогда она взялась за дело с такой основательностью, что уже через месяц Василий вдруг обнаружил, что симпатичная крановщица с завода непонятно как стала частью его жизни – и слушает его как никто, и подпевает его песням под гармонь, и даже сама провожает его после «встреч фронтовых товарищей» в общежитие, куда он сам мог бы иной раз и не дойти. Так же бдительно оберегала она его от внимания других женщин, но этого Василий не замечал. И когда, неожиданно зарыдав, Нюра дрожащим голосом сообщила ему о будущем ребенке, Василий неожиданно для себя сдался и даже сам предложил пожениться. Все уже шло к свадьбе, когда он решил напоследок гульнуть с друзьями, помянуть холостую жизнь.

Утром Нюру вызвали в милицию, где за решеткой сидел понурившийся Вася. Она думала, что его выпустят прямо сейчас, или через пятнадцать суток, в крайнем-то случае. Но все оказалось гораздо хуже. Василия пытался остановить наряд милиции, но взыграла в нем удаль молодецкая. Не справились милиционеры с бывшим разведчиком – одного отвезли в реанимацию, второй отделался переломами. Васю скрутили спешно вызванные волкодавы из убойного отдела, так что прощать ему никто ничего не собирался. Вот и уехал Вася на народные стройки Сибири, где и затерялся с концами на ее бескрайных просторах. А у Нюры в срок родился мальчик Толик, такой, какой уж получился…

Задумавшийся Толик с размаху влепился во что-то тяжелое и жесткое, а когда поднял глаза, испуганно икнул, столкнувшись с нехорошей улыбкой на лице Кольщикова.

– Гурвинёк! Легок, как на поминках! – еще шире осклабился тот, – Только подумал – а вот он и ты!

Толик кивнул головой, все еще не понимая причины радости от этой встречи.

– Или ты забыл? – наклонив голову, прищурился Кол.

– Ээээ… Что забыл?

– Что ты мне со вчера рубль должен. А если должен – отдавай! – торжественно подытожил Кольщиков.

Толик аж рот раскрыл от изумления. Вот хоть бей его дрыном по башке, не было вчера Кола среди отмечающих его вылет с работы. Да и представить себе, чтобы тот по своей воле хоть что-нибудь купил из горючего сам, на такое не хватило бы воображения даже у знаменитого автора фантастических книжек Александра Беляева. Но возражать он не решился.

– Я это…

Толик хотел сказать, что непременно, обязательно, конечно он отдаст этот несчастный рубль, когда у него появятся хоть какие-нибудь деньги. Но Кол уже увидел неудачно спрятанную за спину сетку с бутылками.

– Чего это ты там прячешь? Хм. Не, этого не хватит. Но ты же парень не промах, да, Гурвинёк? Поищешь, и найдешь, кто бутылку возле урны оставил. Одна старушка – двадцать копеек, а пять – целый рубль!

Где Кольщиков подцепил это выражение, не смог бы объяснить и он сам. Но оно ему нравилось, и он любил употреблять его к месту и не к месту.

– Кол, я отдам… – снова начал было Толик, но тот неожиданно взъярился:

– Кому Кол, а тебе – Виктор Иванович, понял?

Толик испуганно закивал, а Кольщиков, вдруг расхохотавшись, натянул ему кепку на нос.

– Бывай, Гурвинёк! Жду тебя через часок!

Снова кивнув, Толик потрусил в сторону улицы, стараясь не оборачиваться. Никакие бутылки он искать не собирался, искренне надеясь избежать дальнейшей встречи с Колом, а что будет потом – он обычно так далеко не загадывал.

Выйдя на тротуар 1-й Дубровской улицы, он огляделся с каким-то новым для себя интересом. Вроде всё своё, родное – и стекляшка «сотого» универмага вдали, и гремящие трамваи на Крутицком валу, и Лизинский путепровод – а вот поди ж ты! В голове мелькнули картины незнакомого города из невысоких кирпичных домов с тенистыми дворами, с тихими парками вдоль Яузы, Москвы-реки и Северного канала и исчезли, оставив чувство щемящей тоски. Где он видел их, может во сне?