Оливер Боуден - Assassin's Creed. Отверженный

Я положил коробку на пол, опустился на колени и снял крышку. Увидев кожаный пояс, я торопливо его достал, уже зная, что под ним увижу меч. Не деревянный игрушечный меч, а настоящий, стальной, с затейливо украшенным эфесом… Там действительно оказался меч, но, увы, короткий, больше похожий на кинжал. Меня охватило разочарование, но я быстро с ним совладал. Отец не мог сделать плохого подарка, а значит, он подарил мне замечательный короткий меч. И что не менее важно, это был мой короткий меч. Я решил, что теперь он будет постоянно висеть у меня на боку, и потянулся к поясу. Но отец меня остановил.

– Нет, Хэйтем, – сказал он. – Меч останется здесь. Брать его, а тем более пускать в ход, ты будешь только с моего позволения. Это тебе понятно? – Отец забрал у меня меч, убрал в коробку вместе с поясом и закрыл крышку. – Скоро ты начнешь обучаться владению этим мечом. Тебе, Хэйтем, предстоит многое узнать, и не только о стали, что держала твоя рука, но также и о стали в твоем сердце.

– Да, отец, – ответил я, стараясь не показывать ему своего смущения и разочарования.

Отец вернул коробку в тайник. Если он старался сделать так, чтобы я не заметил, какая из книг приводит в действие скрытый рычаг, ему это не удалось. Я успел ее заметить: это была Библия короля Якова.

Сегодня опять похороны. Хоронили двух бывших военных, нанятых отцом для охраны нашего лондонского дома. На похоронах капитана, имени которого я так и не узнал, присутствовал наш управляющий мистер Дигвид. Похороны второго убитого прошли без нашего участия. Вокруг слишком много потерь, и в наших душах попросту не осталось места, чтобы скорбеть еще по кому-то, как бы бессердечно это ни звучало.

После того вечера мистер Берч стал часто бывать у нас. Они с Дженни гуляли по саду или ездили в город в его карете. В остальное время он сидел в гостиной, пил чай и шерри, развлекая женщин рассказами об армейской жизни. Естественно, он говорил и с моим отцом: в гостиной или в отцовском кабинете. Всем было понятно, что мистер Берч намерен жениться на Дженни. Отец не противился их союзу, однако я слышал, будто Реджинальд просил повременить со свадьбой. Ему хотелось приумножить свое состояние, чтобы у Дженни был муж, какого она заслуживала. Мистер Берч присмотрел особняк в Саутварке, [1] Район в центральной части Лондона. (Здесь и далее примеч. перев.) вполне отвечающий привычкам и запросам моей сестры.

Отца и мать такая перспектива очень вдохновляла, чего бы я не сказал о Дженни. Несколько раз она выбегала из гостиной в гневе или слезах. Отец в таких случаях говорил: «Ничего, она одумается». Однажды при этом он искоса посмотрел на меня и закатил глаза.

Если сестру мысли о грядущем глубоко печалили, то меня мысли о собственном будущем наполняли радостью и волнением. Широта и сила моей любви к отцу постоянно угрожали поглотить меня целиком. Я не просто любил отца – я его обожествлял. Временами меня захлестывало ощущение, что мы вдвоем обладаем знаниями, скрытыми от остального мира. К примеру, отец часто расспрашивал меня о том, чему меня учат нанятые учителя. Я подробно рассказывал, он внимательно слушал, а потом восклицал: «Надо же!» Спрашивая меня о том, что касалось религии, этики или морали, отец сразу распознавал, когда я давал заученный ответ или повторял как попугай слова учителей. «Сейчас ты пересказал мне мнение старины Фейлинга», – говорил отец. Или: «Мы знаем мнение этого писателя, жившего несколько веков назад. Но какой отклик находит все это у тебя вот здесь?» – спрашивал он, прикладывая руку к моей груди.

Теперь я понимаю, чего добивался отец. Старина Фейлинг учил меня фактам и непреложным истинам. Отец предлагал мне подвергать их сомнению: откуда взялись эти факты и истины? Кто держал в руке перо, излагая их, и почему я должен верить этому человеку?

Отец любил повторять: «Чтобы видеть мир в ином свете, мы должны мыслить по-иному». Кому-то из вас эти слова покажутся глупыми, и вы посмеетесь над ними. Быть может, через несколько лет я и сам над ними посмеюсь. Но тогда у меня бывали мгновения, когда я чувствовал, что мой ум расширяется и я способен смотреть на мир глазами отца: мне казалось, его взгляд подвергал сомнению само представление об истине.

Разумеется, я начал сомневаться в словах старины Фейлинга. Однажды, когда мы изучали Священное Писание, я дерзнул высказать ему свою точку зрения, заработав несколько ударов тростью по пальцам. Старина Фейлинг даже рассказал о случившемся отцу, после чего тот отвел меня в свой кабинет, закрыл дверь и повернулся ко мне. Расплывшись в улыбке, он мягко сказал: