Марго Генер: Потерянная

Чтобы не потерять сознание, попыталась думать об исцелении, о полезности травки, хоть и жгучей до дурноты. Я молча терпела с каменным лицом.

Боль отступила неожиданно и полностью. Сукровица исчезла, раны затянулись, даже шрамов не осталось.

Как только телесная боль отступила, в черепе загудело. Я тряхнула головой, пытаясь освободиться, но шум лишь усилился. Миллионы голосов зашептали на разных языках – галдят, пытаются перебить друг друга.

Я зажала уши ладонями и закричала:

– Оставьте меня в покое!

Рой моментально затих. Я замерла в ожидании новой волны, но мысли будто поняли, кто тут хозяин, – разбежались и тихонько выглядывают из-за углов.

Повисла тишина.

Из глубины сознания поднялась мысль, настолько огромная, что я съежилась. Она уставилась пустыми, бездонными глазами и зашагала вперед. Даже слышно стук каблуков, а может, это просто кровь в висках пульсирует.

Мысль царственно подошла и поклонилась.

– «Кто я», – представилась она.

Во рту пересохло, теперь уже от нервов.

– Кто я? – механически повторила я и опустила руки в траву.

Мысль зловеще захохотала и растворилась в пустом сознании.

По небу плывут реденькие облака, солнце беззаботно сияет. Ветерок играет с кронами деревьев и шелестит листвой. Мир такой, как прежде, и просуществует еще миллионы лет. Ничего не изменилось, кроме одного – я не помню этого «прежде».

Я с силой потерла лоб, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, но в голове пусто, разве что муха не летает по кругу.

– Может, все сон? – спросила я себя. – Во сне всегда не помнишь, как уснул.

Ожидала, что величественная мысль снова поднимется из неведомых глубин, но та предательски молчит.

Снова потерев лоб, я проговорила быстро:

– Нет. Боль была вполне реальной, такое не спутать. Имя! У меня должно быть имя! Все плохо, все очень плохо!

В районе солнечного сплетения ухнуло, будто оборвался подвесной мост, по телу прокатилась волна паники. Я подскочила, едва не стукнувшись о ветку, и в ужасе кинулась в глубину рощи.

Несколько раз чуть не осталась без глаз из-за кривых веток. Еловые колючки ободрали кожу, листья налипли на лоб и плечи. От чумного бега в затылке потеплело, даже уши нагрелись.

На пути выскочил раскидистый куст с блестящими от сока шипами. Попыталась обогнуть слева, но споткнулась о пень и рухнула в заросли.

Колючки оставили неглубокие, но длинные порезы. Я взвыла от досады, но падение в терновник немного отрезвило. Поднявшись, я встала рядом с кустом, чтобы осмотреть на наличие яда.

– Вырос, бестолочь! – процедила я, будто пень может понять.

Пень, естественно, не ответил, стоит себе у куста, качает грибочками на тонких ножках. Зато куст цветет и благоухает, призывно раскрыв бутоны. Над ними гудят пчелы, от чего куст кажется неведомым зверем.

Поняв, что яда в нем нет, я осмотрела царапины. Они оказались не глубокими и заживут без магической травы.

Но все же пришлось минуту стоять без движений и глубоко дышать, приводя мысли в порядок и заставляя сердце биться ровно.

– Хорошо, – попыталась рассуждать я, – мне не известно имя, откуда и куда направлялась. Но я жива, могу связно думать и изъясняться. Какая-то тварь дала по голове и бросила погибать в пустыне. Не с неба же я свалилась. Но потеря памяти не бывает вечной. Скоро вернется. Непременно должна вернуться.

Наивные выводы немного успокоили, но в груди заворочалась смесь обиды и гнева. Я сдавленно зарычала и двинулась сквозь заросли в поисках разумной жизни.

Мысли потекли пустые и безответные, похожие на разбавленный кисель. Безмолвная тревога притаилась в районе груди и время от времени напоминает о себе короткими спазмами.

Я понимала: произошло что-то нехорошее. Возможно, сама натворила что-то ужасное – съела чей-то обед или пришла на прием в одинаковом наряде с какой-нибудь королевой. Но за это не убивают. Или убивают?

В ветках пискнула синица. Вспорхнув с ветки, она села мне на плечо и залилась звонкой трелью. Я с удивлением покосилась на бесстрашное создание. Птичка перестала петь и развернулась пестрым боком. Глаз-бусинка внимательно уставился на меня.

Я поднесла палец к пушистому брюшку, осторожно прикоснулась. На ощупь перышки мягкие, как высококлассный шелк. Птичка встрепенулась, растопырила крылышки, но не улетела.

– Привет, козявка, – прошептала я в пернатую голову. – Не боишься?

Птичка повернулась, посмотрела другим глазом, будто поняла. Затем чирикнула и упорхнула к сородичам.