Максим Субботин - Сердце зимы

Она не помнила, не могла бы сказать даже приблизительно, сколько времени продолжалась вакханалия. Они жадно насыщались ее жизнью, не оставляя следа, терзали плоть невидимыми клыками. Хани молчала сносила боль, хотя чувствовала – с каждым прикосновением силы ее покидают.

«Что станет с человеком, которого выпьют без остатка?» – спросила она хмурую наставницу. «Он лишится души. Но помешать духам насыщаться – значит обречь себя на смерть еще более ужасную. Духи не любят строптивых – они заберут труса с собой, чтобы вечно пытать его, а священное место лишат своего покровительства».

Когда все кончилось, Хани даже не попыталась подняться: тихонько легла, не в силах справиться со слабостью.

– Прав был Раш, – со злостью раздался над головой голос чужестранца, и крепкие руки подхватили ее, будто легкое перышко. – Дикая страна.

– Деревья… – прошептала Хани. – Деревья расступились?

– Расступились, – ответил чужестранец.

– Хорошо.

– Дикари, – снова заругался дасириец. Потом закутал свою ношу в плащ, словно ребенка, и усадил на спину своего коня.

Он отошел и вернулся уже с ее вещами. Спешно, довольно неумело, накинул на Хани ее жилет и сапоги. В другое время северянка не дала бы мужчине дотронуться до себя – это считалось позором. Только муж, получивший разрешение предков и Мудрой, мог видеть свою женщину раздетой. Но она чувствовала невероятную слабость, и желание скорее согреться перевесило стыд. У нее не хватило сил даже на слова благодарности, но Арэн, похоже, и не ждал ничего такого. Он вообще только хмурился.

– Ты бы здесь замерзла. Чем только думала? – Дасириец нахлобучил шапку ей на голову и сел сзади.

От него пахло дымом и кровью. Хани зажмурилась.

Они выехали из лесу. Лошадь Хани послушно шла позади, Арэн перевесил на нее часть своей поклажи.

– Они будут ждать нас в «Медвежьей лапе», – сказала Хани, согревшись. – Рок упрямый. Раз сказал, что никуда не поедет, пока я не вернусь, так и будет.

– Мы их нагоним еще в дороге. Скажи, кто или что это было в лесу? Зачем ты осталась?

– Духи. Мы осквернили их гостеприимство. Нужна была жертва, чтобы успокоить. Иначе бы погибли все.

Чужестранец пробурчал что-то неразборчивое.

– Это… – Хани закашлялась, вывернулась и выплюнула в снег алый сгусток. – Шаманская магия. Скажешь о ней кому – и мне отрубят голову.

– Магия? – Северянин окинул ее недоверчивым взглядом, словно решал, говорит она правду или умом тронулась. – Магии во всем Эзершате уже много веков нет.

– Так и есть, – согласилась она. Как ему сказать, что здесь, так близко к Краю мира, все устроено не так, как по ту сторону Когтей льда? И надо ли говорить? Поймет ли, что ради их спасения она сделала то, что поклялась никогда в жизни не делать? Дала кровавый нерушимый обет – и нарушила его. – Зачем вам в столицу, чужестранец?

– Дело есть к вашему Белому сьеру, – уклончиво ответил он.

– Стало быть, ты какой-то важный воин у себя на родине, раз думаешь так запросто попасть к нашему правителю.

– У меня важное дело. А тебе-то что?

Она уже открыла рот, чтобы сказать, но снова зашлась кашлем. Во рту стало солоно, в уголках рта собралась липкая слюна, отчего-то со вкусом пепла.

– Поспи, – приказал Арэн. – После поговорим.

– Мы можем друг другу помочь, чужестранец, – одолеваемая сном, пробормотала она.

Последнее, что Хани помнила – как рука чужестранца, словно ребенка, подбивала ей плащ чуть ли не под самый нос. Чтобы не мерзла.

Когда она открыла глаза, лошадь продолжала идти спокойным шагом.

– Где мы? – Хани отстранилась от уютного плеча. В лунном свете на снегу была четко видна дорожка следов, оставленная несколькими всадниками. – Хлебом пахнет, – сказала, обернувшись, мысленно смакуя аромат свежей сдобы.

Воин выглядел на удивление бодро. Судя по начавшей алеть кромке горизонта, она проспала несколько часов.

– За нами кто-то идет, – сказал дасириец. – Я еще у озера почувствовал.

– Мы перешли озеро?

– Где-то с час назад.

– Я никого не вижу, – как-то неуверенно сказала она.

– Я тоже.

Девушка не видела, но чувствовала, как он хмурится.

– Мы почти приехали, я должна пересесть.

– Если ты отдохнула, нам лучше поспешить, – предложил дасириец, когда она, приведя себя в порядок, взобралась на свою кобылу.

– Обо мне не беспокойся, – ответила Хани. Она снова почувствовала дыхание холода – надо поесть, иначе неоткуда взяться силам. Но жаловаться чужестранцу – никогда, лучше откусить себе язык.