Дмитрий Литвинов - Ветра Пустоши. Книга 2. Новые враги

– Проснулись уже, как спалось?

– Замечательно отдохнули. К вам можно?

Ответил быстро Мика. Высокий вместо ответа парня по правому плечу легонько хлопнул, тот ойкнул, от боли скривился.

– Плечо сначала восстанови, нам дело предстоит, серьезнее любой тренировки, ты там нужнее.

– Восстановлю, все хорошо будет. Виолетта с тобой поговорить хотела.

Вдруг неожиданно, даже для самой девушки, сказал за нее парень.

– Хорошо, идем в палатку.

– Я наедине, без свидетелей поговорить хотела.

Быстро бросила девушка. Высокий посмотрел на нее внимательно, не понять, о чем думает сейчас. Кивнул.

– Идем.

За палатку зашли, мороки за ними поднялись, высокий им жестом команду здесь остаться дал, послушались. С девушкой за бархан зашли – солнце на желтом блюде перед ними впереди лежит, жаром своим обжигает.

– Я пришла… Понимаешь… Мне помощь нужна…

Слова в горле застряют, не знает, как сказать. Столько раз она эту встречу себе представляла, сотню раз мысленно уже просьбу свою высказала, умоляла, требовала, просила, рыдала, кричала. А сейчас слова горло покидать отказываются. В прошлой жизни говорила много, о разном, со всеми, любого разговорить могла, к любому подход найти, и где это все? Нет уже ничего, жизни той нет, и этого умения нет, та женщина слаба была, унижаясь перед каждым, помощи искала. Женщины той нет – она другая теперь. Сейчас она заново родилась, а эта новая Виолетта, другая совсем – теперь она не будет унижения терпеть, своего требуя, сама возьмет, с ценой не считаясь. Но знает ли она сама об этом? Это еще в глубине нее дремлет, видела ли она это уже? Странник рядом стоит, вперед на блюдо со светилом желтым смотрит.

– Я знаю, зачем ты здесь. Разве денег оказалось недостаточно, чтобы проблему твою решить?

– Нет. Сан сен Гор пробовал помочь – поздно.

Шепотом ответила девушка, слезы на глазах выступили, по лицу потекли, на горячий песок упали.

– Почему?

– Дочь за сына Станового посватана, сына моего он бастардом своим объявил, и год назад на воспитание воинам отдал – не продаст он их.

– Что же ты от меня хочешь?

– Ты все можешь, я знаю, я видела! Верни мне моих детей.

– Виолетта, ты видела людей в лагере?

Девушка опешила, от вопроса – при чем здесь эти люди?

– Да.

– Как, по-твоему, зачем они здесь?

– Ты их сюда привел?

– Под дулом автомата привел?

– Нет, я не так сказать хотела – они за тобой следуют.

– Для чего?

– Чтобы отомстить.

– Зачем им мстить, человеку, которого многие из них даже не видели никогда в жизни?

– Ну, может, тогда… Я не знаю.

Растерянно проговорила она и осеклась.

– Они здесь для другого дела – ради тех, кто их в Ковчеге ждет, ради тех, кто в клетках Атолла томится, ради тех, кого в рабстве становики держат, ради тех, кого на улицах полуночники вешают. И ты меня сейчас просишь, сказать им, что мы должны забыть обо всех других и за твоими детьми на закат отправиться?

– Я…

Девушка не смогла договорить, слезы неудержимым потоком хлынули из глаз, она обхватила живот руками, на колени вниз упала, громко в голос разрыдалась. Странник спокойно присел рядом на песок, подобрав под себя ноги, по-прежнему продолжая на восход смотреть.

– Какую цену ты готова заплатить за две эти жизни?

Спокойно спросил он.

– Проси что хочешь, я согласна на все.

Провыла в ответ девушка.

– Я не спрашиваю о том, что ты готова отдать, я спрашиваю о том, что ты готова забрать.

– Я тебя не понимаю.

Девушка замерла на месте, рыдать перестала, на мужчину смотрит внимательно, всхлипывает коротко иногда.

– Ты должна понимать, какой ценой будет добыта свобода твоим детям – то, что нельзя купить, обычно берут силой. Ты видела, на что я способен, видела мои методы, взять, что нужно мне. Представляешь, что будет там? Ты готова забрать несколько десятков, а может и сотен невинных жизней, чтобы вернуть себе всего две взамен?

– Да готова.

Едва слышно произнесла девушка.

– Я тебя не слышу.

– Да готова, готова!

Громко прокричала она, голос ее хрипел, запнулся, она снова заплакала. Изгой кивнул коротко, глаза полыхнули белым огнем.

– Человек удивительное существо – он может сколько угодно рассуждать о долге, чести, правде, иных добродетелях, учить им остальных, как должно тем жить и поступать, как нельзя делать никогда. Но стоит самому заблудиться в лабиринте реальности, где его добродетели не способны ему помочь, как он тут же отвергает их, поворачивая свое учение вспять, выворачивая его наизнанку.