Д Димитрюк: Бремя лишних (За горизонт 2)

Утро вечера мудренее.

Так что, завтра с утра мудрить и начнем. А пока хочу переодеться в сухое и согреться. Причем как снаружи, так и внутри.

И чуть попозже, что–нибудь теплое, мягкое, рыжеволосое под бок.

Войдя в гостеприимное заведение Боцмана, первым делом оглядываюсь по сторонам, рассматривая посетителей. Непогода разогнала обитателей Порто–Франко по домам. А поскольку безвылазно сидеть по номерам тоска смертная, народ кучкуется в кабаке заведения, развлекая себя, как умеет, а заодно немного поднимая выручку старому ворчуну, сегодня лично вставшему за барную стойку.

Новых лиц в зале практически нет. Разве что пожилой, горбоносый, с сильными залысинами мужчина за столом, где коротают время картежники.

В заведении Боцмана Зи–Зу картежники играют пусть и на интерес. Иначе, какая это игра? Но не ради куша, а исключительно чтобы скоротать время. И Боцман за этим строго приглядывает. Внезапно разорившиеся постояльцы или просто эксцессы, неизбежно сопровождающие азартные игры, ему не нужны. У него другой тип заведения, а хочешь схватить за хвост птицу–удачу, до квартала развлечений двадцать минут хода.

Мое семейство засело за дальним столом в компании пары малолетних оболтусов — детей бывшего чиновника из самой цитадели всемирного добра и демократии, как и мы обосновавшихся на время дождей в заведении Боцмана.

Мухи не видно, но я уверен, она вполглаза дремлет под столом.

— Русский не стой в дверях, проходи. Пить что будешь? — поинтересовался из–за стойки Боцман.

— Минут через десять организуй мне на стол кувшин глинтвейна. Ну, этого, который с привкусом вишни. И горячего мясца с соленьями.

Вишни в том глинтвейне нет и в помине. Зато есть специи на основе перетертых в труху корневищ местной травки придающий вину терпкий вишневый привкус.

В ответ Боцман степенно кивает, одновременно прищурив правый глаз. Это у него такой жест — мол, не о чем беспокоится, все будет в лучшем виде.

Переодевшись в сухую одежду, спускаюсь в зал и, пропетляв между столами, протискиваюсь за столик к своим.

Дети бывших вероятных противников ускакали к свои родителям.

Стол уже накрыт.

Пузатый кувшин глинтвейна, глиняный чайничек с травяным чаем для детей, плетеная корзиночка с хлебцами и большое деревянное блюдо с зажаренной на вертеле передней ногой местной хрюшки, обложенной соленьями.

Без меня есть не начинают. У Ким с этим по–восточному строго — мясо режет мужчина, и это не обсуждается. А пока он решает вопросы, все терпеливо ждут и глотают слюни.

— Продрог? — интересуется подруга, разливая горячее вино по двум глиняным кружкам.

— Есть децил, — изрядно отхлебнув из кружки, спрашиваю у рыжей, — Рисовали?

Волна терпкого тепла пробежала по пищеводу и растеклась в груди, а в колено ткнулась лобастая собачья морда.

— Нет папка, мы чи…. черти.. чертили, вот, — опередив рыжую вклинивается в разговор сына.

— Что чертили? — придвинув к себе блюдо, срезаю пласты мяса с кости, — Кому поподжаристей?

— Мы дом чертили, — подперев голову кулачком, вступает в разговор Рита. — Тут у всех свои дома, значит и у нас будет дом, — с искренне детской непосредственностью рассуждает дочка. — И сад с апельсинами и виноградом.

Про мясо поподжаристей это был риторический вопрос. В моем семействе девочки любят мясо сочное и нежное, мальчики хорошо прожаренное. А Муха жрет, что останется.

Раз уж тут с развлечениями не богато и от того время тянется долго, то к приему пищи относятся обстоятельно, ответственно даже. Чтобы это самое время заполнить.

Под глинтвейн и мясо делюсь с рыжей последними городскими сплетнями и новостями, точнее их отсутствием, в деле поиска подходящей автомастерской.

Мелкие, доев, поскакали к своим американским корешам, по пути прихватив в свою компашку смуглую кучерявую девчушку лет шести–семи. Вот ведь все лопочут на разных языках, но при этом отлично друг друга понимают. Было бы им лет по десять, пожалуй, уже не смогли бы так запросто находить общий язык.

За стойкой бара Боцмана сменил здоровяк Йонкер. И Боцман отправился нарезать круг почета по залу. Ненадолго подсаживаясь за столики, чтобы потрепаться с постояльцами.

У Боцмана это что–то вроде ежевечернего ритуала, обсудить последние новости с мужчинами, участливо, но ни о чем потрещать с женщинами, состроить страшную рожу детям.

Минут через сорок кружения по залу, слегка помятый, Боцман наконец–то добрался до конечной точки своего маршрута — нашего стола.