Катэр Вэй - S-T-I-K-S. Охота на скреббера

– Вот, как треснул бы сейчас тебя этой бутылкой по голове! – сказал с нажимом Кир, беря плоскую, полукруглую бутылку за горлышко. Поднёс ближе к глазам, прочёл название, хмыкнул и поставил обратно.

– Ты что, за ней в подвал коллекционера бегал?

– Не-а, тут нашёл, – довольно оскалился Фома.

Кир вздохнул, качая головой.

– Интересно, где они взяли «Двин» сорок пятого года?! Анастас Микоян придумал этот напиток для Советских полярников в 1938 году. Черчилль так пристрастился к нему, что выпивал по бутылке в день. Представляешь?! Однажды Черчилль обнаружил, что его любимый армянский коньяк изменил былой вкус. Он немедленно написал о том самому Сталину, составив это заявление так, что в каждой строке сквозил упрёк. Было это, – Кир задумался. – в 1951 году, если мне не изменяет память. Заешь, что явилось причиной изменения вкуса? Сталин сослал в Сибирь ереванского технолога! Вот что! А после заявления английского премьер-министра Коба приказал вернуть на место этого технолога и наградить звездой Героя Социалистического труда! Фома, ты специально эту бутылку притащил? – Кир посмотрел с хитрым прищуром, чуть склонив голову набок. – Знаешь, падлюка, мою слабость, да? Ладно, прощён. Но пить будем уже дома. А сейчас – быстро все по койкам!

– Ты думаешь Седой справится с такой толпой?

– Куда он денется. Не за один день, конечно, но пока в больничке у Батона поваляются денёк-другой, под запретом посещения, если посетители найдутся, конечно, – Арман усмехнулся, – а там на допрос по одному вызовут. В первую очередь девчонкам надо подчистить мозг. Они самые болтливые, могут и с медперсоналом спеться, да сболтнуть лишнего. Да эту спящую принцессу в чувство привести нужно. Но с ней случай серьёзный, там сильно вмешаться придётся.

– Седой явно придёт в восторг от такого количества работы, – я улыбнулся, представив его кислое выражение лица.

На улице было тепло и звёздно. Мы сидели с Арманом на ступеньках домика в деревне Тихая и, потягивая французский коньяк, курили настоящие кубинские сигары. Кир долго упирался открытию одной из бутылок, но под общим натиском сдался. Фома нарыл такого добра в муровских запасах аж целый ящик и ещё в разнобой коллекционного раритета, наподобие того «Двина», штук восемь. Найденные золотые и серебряные побрякушки почти все отдали Нине и Анне, оставив немного для Алины и Рыси, в подарок. У девушек чуть глаза на лоб не вылезли от такой щедрости. И даже, когда объяснили, что эти цацки в этом мире не стоят и гроша, а точнее – спорана, они не сильно расстроились, сказав, что о такой красотище даже во снах не мечтали, потому как обе из простых семей. Анна даже на радостях расцеловала счастливого Армана.

– Кажется, он положил на эту деваху глаз, – заметил тогда Студент. – Готовит она прилично, и характер нормальный, попробую-ка я её к Алинке в «Баракуду» пристроить. А с Ниной и этой спящей пусть уже сами думают, куда их.

– Нина шустрая и адаптировалась быстро, молодец. Эта и сама себе место найдёт, хотя, если помогут, глупо отказываться.

– Чего вы тут расселись? – вышел Кир. – Курите, падлы! – покачал он головой. – Ещё и сигары… – завистливо посмотрел и протяжно вздохнул.

– Ты в который раз уже курить бросаешь, – усмехнулся Арман.

– Да бросишь тут с вами! – отобрал у Армана сигару, затянулся, прикрыв глаза от наслаждения, выдохнул клубы дыма. – Вещь! – вернул сигару обратно. – Долго не засиживайтесь. Выходим на рассвете, – скомандовал и ушёл в дом.

Утро наступило как-то неожиданно и шумно. Такая толпа людей в одной комнате – это полный кошмар! Из десяти спасённых – двое тяжёлых, одна спящая. Двое передвигались с трудом и только с чьей-то помощью, ещё два рейдера уже вполне могли держать автомат в случае необходимости и передвигаться самостоятельно.

Семёныч очухался быстро. Ему повезло: откачали только кровь, поленились оперировать третье «мясо» в тот день, решив оставить на утро. Тем более, в стабе была такая развлекуха, как бабы. Меньше всех досталось Анюте. Она приглянулась Академику своей кукольной внешностью. Маленький рост, худая, пшеничные кучерявые волосы и большие голубые глаза с длинными ресницами. Мы даже с Фомой вчера заспорили насчёт её возраста, но в итоге обалдели оба. Я утверждал, что ей не больше семнадцати. Фома говорил, что девятнадцать.

– Анюта, – спросил Фома, подойдя к девушке, – мы тут с товарищем заспорили о твоём возрасте, и спор этот уже стал материальным, так что, будь добра, скажи пожалуйста, сколько тебе лет.