Дем Михайлов - Инфер 6

– А овца?

– Подождет твоя овца, – буркнул Каппа, протягивая бармену стопку.

– Да не отравлено, господа! И дамы! Но выпью.

Махом опрокинув стопку, Шмякос с шумом выдохнул, зачерпнул щепотку горячих орешков и закинул в пасть. Шипя от ожогов языка, утирая заслезившиеся глаза, он прошамкал:

– Мама моя так выпить порой любила. Стограммовый пакетик острого арахиса и литр самопального виски за вечер употребляла душевно, после чего брала какую-нибудь палку и начинала меня херачить почем зря, причитая про свое загубленное мной ублюдышем ее шикарное тело элитной экскортницы… Вранье, конечно. Мамочка моя всегда была дешевой шлюхой. Но кто из девушек не мечтал быть принцессой? А элитная экскортница чем не принцесса? Ведь их не только трахают, а еще и по ресторанам водят… вот ты, воин, – Шмякос взял еще одну полную стопку, опрокинул в себя и, хрустя раскаленным арахисом, пришлепывая обожженными губами, поинтересовался у Ссаки: – Ты бы хотела быть дешевой трущобной давалкой?

– Охерел?

– Вот! Видишь? И ты тоже мечтаешь быть дорогой сосалкой, а не дешевой давалкой. И ты мечтаешь быть принцессой на потных атласных простынях…

– Че?! Где?!

– Ну, ты рада завязанному диалогу? – поинтересовался я, цепляя за края стопку и задумчиво глядя на испускающий темноватый дымок арахис.

– Шмякос, сука! Я тебе сейчас всю сковороду арахиса в задницу утрамбую!

– Я же сдохну! И кто тогда мясо овцы принесет?

– У тебя есть память? – спросил я, пригубив неплохого самогона. – А, Шмякос? Ты помнишь о былых временах?

– Кое-что… есть, знаете ли, средства особые…

– Походу эти средства есть везде, – поморщился я.

– Капли Путарла или же торпеды Дамукла. Советую торпеды! Вставил одну такую хорошую сразу после того, как облегчился и подтерся… и работай себе спокойно в радужной дымке, ожидая мягкого прихода рваных отрывков чего-то из прошлого… я вот теплые детские годы больше припоминаю. И работу свою! Вернее – службу! Призвание! Я из закатных активистов был. До последнего вроде как оставался на одной из сдерживающих кислотную жижу дамб. Я и тяжелый шагоход Добрыня. Вместе мы месили раствор, латали дыры, вбивали столбы… и все бесплатно! Тогда я вроде как еще верил, что планету можно спасти. И вот… не спасли… Помню там рядом какое-то древнее кладбище было для самых важных при жизни… так гробы и надгробные плиты из черной земли с чавканьем вылазили, а между ними двухголовые лебеди облезлые плыть стараются, обожженными лапами грязь взбивая…

– Ну то есть ты понимаешь, где ты находишься? – произнес я и обвел стопкой помещение бара. – Где находится все это.

– Мы в раю!

– Уверен?

– Мы живы, а стало быть, мы избранные. Не помню, как я здесь оказался, но ведь я жив! Владыка пригрела нас на груди своей!

– Уверен, что это район ее груди? – выпив самогон, я черпанул арахиса, с треском раздавил пересоленные острые орешки, что, наверное, моими ровесниками будут.

– Ну, может, у задницы благоуханной пригрела, – развел руками Шмякос и под кивок Хорхе, сцапал еще одну стопку. – Спасибо за угощение! У меня-то весь невеликий навар на торпеды уходит. Могу свести со своим дилером. Он и смазку неплохую подгоняет – воспаленные краешки идеально смягчает. Да еще и холодком в сраку отдает. Торпеда потом входит как родная! Желаете?

– Пошел ты! – буркнула никак не могущая успокоиться Ссака.

– Да все лучше, чем капли в глаза херачить! Они как кислота! Торпеды тоже сраку жгут, но сраку, а не глаза. Я ведь не жопой людям улыбаюсь…

– Мясо, – напомнил я, когда из моего живота раздался утробный рык. – И быстрее…

– Несу! И это… я по понятиям живу. И не стал бы денег просить, раз вы Риториков спасли. Но у меня выплата аренды скоро…

– А ты весь навар на жопные торпеды тратишь, – кивнул я. – Интересный ты… человек… Шмякос.

– Я за мясом! Эй!

Это его изумленно-злобное «Эй!» убедило меня схватиться не за дробовик, а за лежащий рядом револьвер. С такого расстояния промахнуться почти невозможно. Я высадил весь барабан, поочередно всаживая пули в каждую из припавших к полу и прижавшихся к стене двух темных фигур. Шлемы с зеркальными забралами обезличили незваных гостей – такими безликими они и сдохли. В ответ они выстрелили лишь по разу. Двуствольный обрез в руках одного разрядился в верх стены над нами, выбив облачко кирпичной крошки. Второй, уже падая, выстрелил из пистолета, после чего с грюканьем врезался шлемом в пол и забился в корчах. В руке приподнявшегося Каппы дымящийся пистолет, Ссака среагировала мигом позднее, тоже успев поупражняться в стрельбе. Держащийся за левое предплечье Шмякос застыл статуей, что-то с протяжным воем выдавливая из задранной к потолку пасти.