Андрей Дашков - Темные машины

– Побереги патроны, кретин, – небрежно бросил комендант и выдержал паузу, пережидая, когда заглохнет матерящийся Новотны, а рыдающая женщина скроется в доме. Затем щелкнул пальцами перед глазами Большого: – Знаешь, в чем твоя ошибка, призывник Ну? Ты должен был позволить ему это сделать. Тогда действительно сошел бы за идиота. А так – годен. Добро пожаловать в ряды защитников республики. Блюм, проводи.

Старик думал, что теперь-то все закончилось – по крайней мере, на сегодня. Но он ошибался. Комендант повернулся к нему:

– А теперь давай-ка взглянем на твою калеку.

Когда желтый автобус скрылся за холмом и натужный рев двигателя затих окончательно, старик обнаружил, что обмочился. Не от страха – от слишком долгой неподвижности. В последнее время такое случалось с ним все чаще. Неприятная влага на внутренней стороне бедра заставила его шевелиться. Он двинулся к дому, прошел мимо скорчившейся на земле жены и мимо девочки, которая самостоятельно доковыляла до двери и осторожно выглянула наружу. Очутившись внутри, он полез по приставной лестнице на чердак, где последние годы спал Большой. Давно он туда не взбирался и понял, что через пару лет вряд ли вообще сможет. Зачем ему это понадобилось, он не знал. Просто его неудержимо потянуло на чердак.

И вскоре он стоял там, согнувшись в три погибели. Должно быть, Большому приходилось ползать на четвереньках по дощатому настилу, но что-то ему здесь нравилось, раз его было не согнать отсюда, и старик силился понять – что. Он даже принюхался, хотя плохо чуял забитым носом. Пахло пóтом, старой соломой, гнилым деревом, пылью, мышами. Если бы старик сохранил способность смотреть на вещи шире, он мог бы сказать, что пахнет упадком и безнадежностью. И добавил бы: как и повсюду на проклятой земле. Этого ему хватило бы, чтобы оправдать свое нынешнее жалкое прозябание. А сохранившихся воспоминаний хватало на то, чтобы никуда не стремиться. Кое-какие места он повидал: везде одно и то же. Разница только в позе, в которой ты находишься, когда тебя имеют те, кто сильнее. «Не согласны, любители поболтать о справедливости и достоинстве? Давайте спросим у моей жены» .

Он ненавидел этот мир. Если бы у него была возможность покончить с ним одним махом, он не задумываясь сделал бы это. Почему в таком случае он не кончал с собой? Хороший вопрос. Он часто задавал его себе. Наверное, как раз в этом заключалась доставшаяся ему доля мстительности и отвращения. Если уж подыхать, то вместе со всеми остальными. И вот ведь мерзавчик: тех двоих, которые предлагали вместе хлопнуть дверью, ему показалось мало. Ему подавай всех , чтоб больше гнусностью и не пахло. Это помогло бы смириться со своим абсолютным ничтожеством.

Погруженный в маниакальные мысли и ощущая в паху не донесенные до сортира намерения, он застыл в сумраке чердака, словно крохотный паук, уставший латать паутину, которую все равно рвал ветер, летучие мыши или птицы. Одна такая возилась в углу, поглядывая на него круглым блестящим глазом. Слишком черная, чтобы остаться невидимой. Без труда доберется своим клювищем до его мозга… если перед тем выклюет глаза. Давно он не видел ворон. Откуда она взялась – неужели Большой поймал? Тогда почему не отдал матери, чтобы та приготовила обед? Из этой птицы получился бы отличный супец.

У старика во рту скопилась слюна, а в животе заурчало. Он стянул с себя рубаху и медленно двинулся к вороне. Ему казалось, что у него выигрышная позиция: птица забралась туда, где скат крыши сходился с настилом, и деваться ей было некуда. Но она, судя по всему, не видела в нем опасности. Он вдруг понял, что эта ворона не дикая или не вполне дикая. Возможно, она уже давно стала живой игрушкой Большого, о которой тот никому ничего не сказал. Но это была не последняя неожиданность.

В том месте, где птица разворотила мусор, что-то блеснуло. Не так ярко, как вороний глаз, – скорее всего, монета. В эту секунду старик и сам почувствовал себя старой вороной, падкой на все, что блестит. Он не мог отвести взгляд от того места, где заметил блеск, хотя был очень голоден. Жена вряд ли сможет готовить жратву в ближайшее время, так что спешить некуда. А ворона, между тем, вернулась к своему занятию. Она продолжала аккуратно откладывать в сторону соломинки – по отдельности и целыми пучками. До старика дошло, что между досками настила был примитивный тайник. Но кто его устроил? Большой, кто же еще… Или все-таки кто-то другой? Вернее, другая.