Роман Носиков - ПЕПЕЛ В ПЕСОЧНИЦЕ

— Павел нас спрятал, когда они пришли. А сам остался.

— Смелый поступок.

Мужчина говорит и потом долго, мучительно кашляет. Женщина подходит сзади и гладит его по спине, придерживая ребенка одной рукой. Отдает ребенка мужчине и катит кресло перед собой. Мужчина строит ребенку рожицу. Вся компания останавливается у берега маленького прудика окруженного белыми лавочками. Женщина подкатывает кресло к скамейке, ставит его на тормоз и садится на скамейку рядом. Девочка убегает к пруду с криком «Уточки! Уточки!».

— Осторожно у воды! — кричит женщина, — Не подходи близко к краю!

— Ничего с ней не случится, — говорит мужчина. — Теперь ничего с вами не случится. Ты о маме с папой знаешь, что-нибудь?

— Они как раз в Питер уехали. Даже похоронить нечего. Я так испугалась, что осталась одна.

Мужчина молчит. Женщина тревожно смотрит на него, потом берет его руку в свою.

— Я хочу чтобы ты знал: я не ложилась с ним. С тех пор как ты пропал — не ложилась. Я считала, что это Бог меня наказывает, а он — очень страдал. Мучился. Его отец хотел даже выгнать нас, но он не позволил. Он нас всегда защищал.

Ребенок на руках мужчины заплакал, и женщина взяла его к себе. Расстегнула пальто и дала ребенку грудь. Ребенок громко зачмокал, пукнул и успокоился.

— Сын мой?

— Судя по манерам — несомненно.

Мужчина засмеялся и снова закашлялся.

— Я серьезно.

— Он — вылитый ты.

— Спасибо.

— Не за что. Само получилось. Сева твой ворвался в родильное отделение как раз в тот момент, когда меня на роды клали. Всех сестер распугал. Тебя оперировали вон в том крыле как раз, когда я рожала в этом. Больно?

— Привычно.

— Ты странный стал.

— А почему ты не спрашиваешь, откуда я узнал, что тебя нужно искать там же где и его?

— А я знаю. Тебе все твоя женщина рассказала. Та, что все время приезжала к нашему дому и смотрела на наше окно. Ты знаешь, что у вас с ней глаза похожи? Зеленые? И взгляд затравленный.

— А сейчас? Сейчас у меня взгляд затравленный?

— Давно ты так на меня не смотрел.

— Как?

— Как на икону.

— Я теперь всегда буду так смотреть. Если позволишь.

— Если ты не будешь на меня смотреть все время, я умру.

Сытый ребенок отвалился от груди, мурлыкнул что-то музыкальное и заснул.

— Дай мне опереться.

— С ума сошел? Доктор сказал, что еще не меньше двух недель!

— Так мне и дадут еще две недели лежать.

Женщина встала и подставила мужчине плечо. Мужчина оперся на нее, со стоном встал.

— Ничего. Можно. Надо будет завтра костыль какой-нибудь попросить.

— Ты снова на службу вернешься?

— Ну, старого директора службы взяли на горячем — Оля помогла. Он пока подбивал к ней клинья, засветил связи с группировками бандитов, которых приволок из Москвы и помогал им подавить местный криминалитет. Новым назначили Ивана Александровича. Ты его помнишь, он позавчера заходил. Так, что опалу с меня вроде как сняли. Домик обещают неподалеку от работы. И вообще…

Мужчина хотел показать руками это «вообще», но не получилось. Они медленно брели к больничному корпусу. Мужчина хромал, опираясь на женщину как на костыль, время от времени останавливаясь и отнимая руку от ее плеч, чтобы погладить по волосам. Вокруг, разбрасывая листву, нарезала круги девочка.

— Варя! Тише! Павел спит! — шикнула женщина.

Мужчина остановился, балансируя на одной ноге, взял лицо женщины в ладони.

— Слушай, а давай когда переедем, собаку заведем?

Женщина тронула пальцами его щеку.

— Давай. А какую?

— Ну, такую….Помнишь ты мне показывала? С такой мордой как у нашего участкового?

— Бладхаунд?

— Во-во. Точно.

— Бладхаунды в Архангельске не выживут. Холодно.

— Тогда что-нибудь морозоустойчивое.

— Аляскинский маламут?

— Отличная мысль. Есть у меня один друг с Аляски. Я обязательно вас познакомлю. А может лучше на Камчатку? Там сопки такие… И ребята там хорошие.

Они медленно уходили все дальше от заносимого осенними листьями кресла-каталки.

Ребенок спал. У него были мама и папа, старшая сестра и огромная счастливая жизнь впереди. А еще у него было имя. Его звали Павел. А скоро у него будет собака. Большая и пушистая. Разве это не огромное человеческое счастье?

Себастьян Кир не спал уже больше суток. Его мучила головная боль. Все же пятьдесят пять — уже не мальчик. Со всех концов мира приходили странные пугающие известия — пропадали его люди, исчезали деньги, бесследно пропадали грузы. Понятно, что в игру включилась мощная сила. Но какая? Ни одна разведывательная служба мира не может позволить себе таких масштабов деятельности. Как бы то ни было, игра была уже проиграна. Неважно когда раздастся финальный аккорд — через полгода, год. Не важно. Важно то, что он не справился. Его, конечно, заменят и начнут новый раунд, но ему от этого не будет легче — процедура замены в таких случаях всегда стандартна. Интересно, его отравят или устроят автокатастрофу? Какое количество охраны уже работает над этим? Будут ли подброшены какие-то доказательства его безумия? Вроде как сто лет назад дедушку Адольфа, перед тем как сжечь даже женили.