Дмитрий Манасыпов - Злые ветра Запада

– Проверь животных. Подожги постройки и возвращайся.

Тот кивнул, двинувшись к распахнутым створкам. Дело было давно. Сержанта звали Шепардом, а не торопившийся горделивый молокосос… Дуайт вспоминал самого себя с усмешкой.

Идти нормально не получалось. Хотя Дуайт прекрасно понимал: это вопрос времени и привычки. Униформа «пустынных братьев» штука не самая удобная. Кожа, толстая, не каждым ножом пробьешь, еще кожа и снова кожа. Куртка с полами по колено, с высоким воротником, с наплечными, нагрудными и налокотными вставками. Кожаные перчатки с крагами до локтей. Кожаные брюки с наколенниками, высокие сапоги. Кожаные ремни с подсумками, карманами и кобурами. Кожаная дыхательная маска с каучуковым шлангом, тянущимся к баллону с дыхательной смесью на пояснице. Дуайт тогда еще не привык к ней, двигался неумело, порой спотыкаясь.

Тяжелый «упокоитель» добавлял усталости, оттягивал мышцы плеч и рук. Смотреть через стекла маски получалось не очень хорошо. Дуайт подошел к загону. Присмотрелся к облепленному мухами обрубку под ногами. Наподдал ногой по чьей-то обглоданной голове, отправив ее первой войти внутрь.

Шепард, незаметно подошедший сзади, только одобрительно хмыкнул, кивнув Бэнки на юнца. Бэнки кивнул в ответ, мысль молокососа показалась верной. Но подачу горючки в огнемет открыл. Над грибком набалдашника потянулась жирная струйка дыма.

Голова влетела внутрь. На голову, практически тут же, кто-то накинулся. Дуайт поднял винтовку и шагнул вперед. Стрелять пришлось сразу.

Судя по остаткам одежды раньше тварь была поденщиком. Порванные грубые брюки, остатки светлой рубахи из дешевого полотна с Ист-Кост. Кожи и плоти на щеках и нижней челюсти практически не осталось. Хотя зубы если и выросли, то не сильно. Но и то, в голову он вгрызся прилично, успев снять остатки закоптившегося скальпа. Почему не бросился на Дуайта сразу? Потому что ног ему Козлоногий не подарил. Превратил их в какое-то жалкое подобие ящериных лап, не больше.

«Упокоитель» грохнул куда громче треска разлетающегося черепа. Дуайт пошел дальше, на всякий случай прострелив поденщику и плечевые суставы.

В первых стойлах пусто. Дальше Дуайту пришлось стрелять. Четырехглазая корова, тряся мордой, потянулась к нему с натужным мычанием. Потянулась размочаленными и рвущимися губами, выпускающими кривые и на глазах толстеющие зубы. Потянулась щелкая позвонками удлиняющейся шеи с пульсирующими красными наростами. «Упокоитель» грохнул во второй раз за минуту, отправляя явно дорогую в прошлом «голландку» в край без утренних и вечерних доек.

В следующих задерживаться не пришлось. На спуск, еще раз на спуск и снова на спуск. Магазин «упокоителя» вмещает двадцать пять головастых убойных «браунингов», менять не стоило. Стоило хорошо стрелять. В самом конце Дуайту пришлось остановиться. И даже захотелось стащить маску и броситься в угол, так сильно попросил об этом желудок. Но Дуайт справился.

Она, кто знает, могла быть и красивой. Его самая первая ведьма. Ей оказалось не так и много лет, от силы тридцать. Полуголая миз с рыжими волосами, с соломинками, прилипшими от большой охапки, под которой она пыталась согреться. С кровавыми разводами поверх затейливых дьявольских знаков, идущих вдоль острого позвоночника. Она пряталась в тени у стены, косилась на него через плечо. Длинная ржавая цепь прочно держалась за толстые браслеты на руках, уже покрывшиеся хлопьями коррозии. Железу не всегда под силу удержать прислужницу Зла.

– Встань. – Дуайт положил ствол на створку стойла. – Повернись ко мне лицом.

Она встала. Повернулась, попытавшись сплюнуть. Медные удила, притянутые к затылку ремешком, не дали. Слюна, розовая и блестящая, упала на шею, поползла вниз. К бледному, еле различимому, розовому овалу на белой не так давно груди. Потом, спустя много времени, целых две недели, Дуйат познакомился с Элли, старожилкой девочек Бада. И после знакомства с ней уяснил про особенную бледность некоторых мест у рыжих.

Когда на ведьму нацепили ошейник, то кто-то, явно заботливый, вкрутил шипы в его внутреннюю сторону. Шевелить шеей она практически не могла. Засохшие и свежие потеки сделали ее пострашнее твари на входе.

Дуайт покосился на лежавшее рядом с ней тело в белом платье невесты. Ее не запятнала никакая грязь. Не дали носилки, стоящие на аккуратно напиленных чурбачках и пестрое одеяло, накинутое сверху. Поверх одеяла, притянутый тусклой серебряной цепочкой, блестел лаком свежевыструганные большой крест. Это было верно. Но кто из ее домашних смог отрезать девочке голову и потом пришить обратно грубыми толстыми нитками?