Андрей Шевченко - Александр Морозов. Дилогия

Теперь межзвездный транспорт не зависел от близости планет. После создания гравипривода люди наконец-то смогли выйти за пределы родной системы, которая уже стала им тесна. Колонисты уходили тысячами для освоения новых миров, но срок путешествия к ним все еще был очень велик. Множество кораблей пропали в глубинах космоса, пока ученые не выяснили, что после перехода на сверхсветовую скорость межзвездное судно уходит в гиперпрыжок. Так был открыт подпространственный эффект. Корабли, «ныряя» в подпространство, оказывались далеко за пределами предполагаемых расчетных расстояний.

И только тогда началась эра настоящей колонизации космоса. Люди завоевывали жизненное пространство. Аборигены отстаивали права на родную планету и далеко не всегда Homo Sapiens выходил победителем в схватках. Извлекая уроки из своих поражений, люди шли к новым победам, словом и огнем добиваясь своего. За перспективу поселиться на планете они обещали местному населению всевозможные блага и льготы, которые постепенно сводились на нет, и через пятьдесят лет туземцы, вернее, их остатки были благодарны, что их вообще не уничтожили поголовно, как жителей Дирка-Шесть, или не выслали на планеты типа Язвы или Сибири.

Во времена начала освоения космоса бытовало мнение, что планет, пригодных для обитания человека, ничтожно мало. Именно поэтому поначалу люди и были столь непреклонны и даже жестоки по отношению к местному населению. Но впоследствии выяснилось, что планет с кислородосодержащей атмосферой и благоприятным климатом оказалось вполне достаточно, чтобы люди могли не лишать туземцев их прав, а то и самой жизни. Статистика же гласила, что в среднем лишь одна из шести пригодных для проживания планет, имеет свою разумную форму жизни.

Люди расселялись по галактике, иногда оставляя местное название планеты, а чаще называя ее в честь места, из которого они прибыли. Поскольку поначалу это делалось бессистемно, то в совершенно различных частях обитаемых границ существовали три Парижа, пять Нью-Йорков, четыре Мурманска. Рекорд держали планеты с названиями Китай — их было девятнадцать, и в каждой обязательно были свои Пекин и Гонконг. На Земле принялись устранять неразбериху, но двенадцать Китаев отказались переименовываться, в результате их так и стали называть: Китай-первый, Китай-третий… Земля же стала метрополией. В целом эту систему можно было именовать Империей. Да так ее и назвали.

В две тысячи семьсот пятидесятом году некий политик, желая быть выбранным в имперский сенат, проехался с избирательными лозунгами по планетам, заселенным людьми в числе первых, где местное население там угнеталось и подавлялось колонистами. Он разъяснял туземцам, что теперь, когда человечество достаточно закрепилось в космосе, они имеют право потребовать у Имперского Совета обещанных ранее льгот и свобод. Этого политика звали Джон Тиллин. Коренное население тринадцати планет, которые этот человек посетил, поголовно проголосовало за него, что обеспечило Тиллину сенатское кресло. К всеобщему изумлению он и в самом деле, поднял туземный вопрос. Чтобы сохранить лицо, правительству пришлось удовлетворить большинство требований неуемного политика в отношении свобод и прав коренного населения. Этот день на тринадцати планетах стал Днем Независимости, а Тиллин — национальным героем.

После этого случая страсти поутихли, но пример уже был показан, и спустя восемьдесят лет группа предприимчивых политиков и военных воспользовались им. В две тысячи восемьсот тридцать первом году Исаак Шерман, член Имперского Совета, жаждавший переизбраться на второй срок, прибыл на шахтерскую Глорию. Против обыкновения, он не ограничился обычными выступлениями перед народными массами по телестерео. Вечером Исаак переоделся и даже без телохранителей отправился по местным кабакам, чтобы на местах изучить настроения шахтеров. Шаг этот был рискованный для человека его ранга (там он, к примеру, получил по зубам), но узнал из первоисточников, чем на самом деле дышат работяги, да и лично «засветился».

На следующий день он, не дожидаясь, когда шахтеры придут с работы и сядут перед телестерео, спустился прямо в центральную залу шахты «Брусника», самой глубокой на планете. Все работы остановились на два часа. Шерман говорил о тяжелом труде шахтеров, о том, что Земля не поставляет достаточное количество проходческих роботов, об огромных налогах и малой прибыли; словом, обо всем, на что жаловались работяги. Шахтеры подняли такой рев, что чуть не обрушили кровлю себе на головы. Вечером к сенатору спешили представители различных городов Глории с просьбами выступить у них, что само по себе уже было достижением.