Николай Буянов - Клятва на мече

Георгий бросил взгляд на Колесникова и почувствовал отчетливый укол зависти. Да, это он, Гоги Начкебия, раскопал документ, ему улыбнулась удача, за которую любой стоящий археолог отдаст половину жизни. Он преодолел жуткие бюрократические препоны, чтобы вывезти находку из Непала в Россию, он давал взятки одним и брал на испуг других, играл то дурачка, не рубящего фишку в языке, то чуть ли не засекреченного агента спецслужб… И слава первооткрывателя досталась ему по праву, и аккредитованные журналюги ломились к нему в очередь в надежде на интервью – он никому не отказывал, по сотне раз в день отвечал на одни и те же тупые вопросы, острил, изысканно посылал подальше особенно назойливых, позировал перед камерами и даже научился не жмуриться от фотовспышек…

И это он, профессор Начкебия, автор громадных, на разворот, статей в буржуйских академических изданиях, участник известных всему миру экспедиций в Гималаи и на Тибет – он пришел на поклон к своему студенческому другу Игорьку Колесникову, никому не известному сотруднику никому не известного музея, медленно чахнувшего на государственных дотациях. Пришел, когда целый институт, поколдовав над загадочным текстом пару месяцев, виновато развел руками.

Игорь Иванович будто прочел мысли собеседника и тяжело вздохнул:

– Напрасно ты так. Каждый идет своей дорогой, моя ничуть не лучше и не хуже твоей. Ты ведь нашел ксилограмму, а мог бы пройти мимо и не заметить. Не комплексуй. Кстати, я, кажется, нащупал ключ…

– Вот как? – Георгий удивленно поднял брови. Ревность пополам с почти непристойной радостью вновь вонзила толстую иглу в кожу, точно нерадивая медсестра. – Я предполагал, что наткнулся на жизнеописание Будды: монастырь, который мы раскапывали, был построен в честь сакьямуни. Я был прав?

Игорь Иванович с сомнением покачал головой:

– Вряд ли. То, что я успел разобрать, не похоже на священный текст. Скорее это напоминает… гм… судебный отчет.

– Судебный отчет?

– Да. Буддистского монаха обвиняют в совершении убийства.

Некоторое время Гоги молчал, стараясь переварить информацию. Потом осторожно спросил:

– Ты не ошибся?

Колесников пожал плечами:

– Всякое может быть… Однако – нет, не думаю. Текст достаточно полон, в нем много подробностей, которые не могли возникнуть случайно. Ты сам говорил, что ваши эксперты относят находку к эпохе Лангдармы. Тебе известно, что его убили во время празднований Нового года?

– Об этом каждый школьник знает.

Игорь Иванович улыбнулся:

– Отстал ты от жизни, Гоги. Сейчас половина из них не знает, кто такой Юрий Гагарин: то ли футболист из «Манчестер Юнайтед», то ли сорт пива.

Георгий сосредоточенно пожевал губами:

– Лангдарма… Значит, эта легенда имеет под собой реальную основу. И монаха обвиняют ни много ни мало в его смерти… – Он запнулся и вдруг спросил: – В документе упоминается его возраст?

Колесников на секунду задумался:

– Ну, если допустить, что к тому времени в Лхассе был уже утвержден лунный китайский календарь (а этого мы точно не знаем), то можно предположить, что монаху было около двадцати лет… Плюс-минус два года. А почему ты спрашиваешь?

Гоги поморщился, будто досадуя на самого себя.

– Да ну, бред.

– Какой бред?

– Натуральный. Мы не успели акклиматизироваться, привыкнуть к высокогорью, плюс жара днем, плюс отвратительная жратва… Короче, однажды я словно потерял сознание…

– Почему ты говоришь «словно»?

– Как тебе объяснить… Слишком реальным было видение, понимаешь? До отвращения реальным – будто я взял и переместился из своего времени на пару тысяч лет назад. Я увидел деревню на склоне горы и монаха.

– Того самого монаха? – уточнил Колесников. – О котором говорится в тексте?

Георгий слегка смутился:

– Ну, может, не конкретно того самого. Но – монаха. Или послушника: ему было не больше восемнадцати. Бритый наголо, но лицо приятное, даже красивое.. Одет во что-то длинное, вроде хламиды, стоптанные сандалии на ногах, котомка за спиной, посох…

– Что было дальше? – нетерпеливо спросил Игорь Иванович.

– Он постучался в какой-то дом – по всему видно, богатый. Наверное, хотел попросить подаяние. А хозяин спустил на него собак. Здоровенных собак, вроде средназиатских овчарок, но крупнее. Я испугался. – Гоги содрогнулся, будто от холода. – Страх какой-то непонятный, ирреальный… Воздух загустел, мне даже показалось, запахло серой. Потом я отключился. Пришел в себя уже в палатке: Настенька, сердобольная душа, чуть не сожгла мне нос нашатырем.