Сергей Игоничев - Скиф

Небо на востоке окрасилось в розоватые цвета, напоминая, что с минуты на минуту из-за горизонта должно показаться солнце, которое своими первыми лучами разгонит предрассветный сумрак. Ночь закончилась, оставляя в прошлом кошмар, который довелось пережить семерым мужчинам, стоящим на лужайке около старинного особняка, выстроенного еще в XIX веке каким-то местным купцом, сколотившим солидные капиталы на торговле пушниной. Пришедшие к власти большевики без промедления вышвырнули его потомков из добротного, просторного семейного гнезда, назвав этот грабеж заумным словом «экспроприация». Прошло время, и новые хозяева жизни поступили с потомками тех большевиков примерно так же, как поступали их предки. Правда, называлось это действо не экспроприацией, а приватизацией, но разве в названии суть? Конечный результат, как его ни назови, все равно сводился к одному – собственность перекочевала в другие, более шустрые ручонки.

Скиф с замиранием сердца ожидал, казалось бы, такое привычное, обыденное явление, как восход, внутренне приготовившись к самому поганому для себя исходу. Ему было от чего нервничать. События минувшей ночи перевернули его жизнь с ног на голову, и вполне могло статься, что этот восход будет последним в его бурной, но такой недолгой жизни. Он был готов к этому, хотя уходить из жизни в самом ее расцвете все же было до слез обидно.

Скиф оглянулся на людей, молча стоявших за его спиной. Эти шестеро были его вспомогательной группой, группой, с которой он работал, доверяя этим ребятам почти как самому себе, и все же...

Эта проклятая ночь сделала их врагами, которых необходимо было успеть уничтожить до тех пор, пока рассвет не уничтожит его самого. Скиф решительно поднял увесистый «Вектор» [1], с тоской глядя в последний раз на людей, которые были ему близки, и замечая по их глазам, что они все поняли.

Череда пистолетных выстрелов слилась в длинную очередь. Скиф знал, как обращаться с этой опасной игрушкой, всаживая по три пули в каждого. Один кусочек серебра в сердце, два в голову, чтоб наверняка. По инструкции Отдела оборотни должны были быть обезглавлены, но делать этого со своими бывшими товарищами Скиф не собирался. Во-первых, две разрывные спецпули «Вектора» сделали из голов нечто бесформенное, превратив содержимое черепа в кровавый кисель с микрочастицами серебра, дающими гарантию, что оборотень не воскреснет путем трансформации. А во-вторых, времени на поиски ножа у Скифа уже не оставалось. Максимум, что он успевал, так это выкурить, возможно, последнюю в жизни сигарету.

Ароматный табачный дымок легонько закружил голову, навевая воспоминания о днях минувших. Впервые за свою службу в Отделе Скиф попал в такую ситуацию, когда все предрешено и ничего нельзя исправить. Остается только сидеть, тупо ожидая конца. Или все-таки прав был старый Хранитель, когда предсказал ему жизненный перекресток, и надвигающаяся смерть не более чем очередной этап его извилистого жизненного пути? Невольно мысли Скифа перенеслись почти на два десятилетия назад, в год 1987-й, к событиям, ставшим причиной его появления в Отделе.

...Когда Александр открыл глаза, его удивил белоснежный, как первый снег, потолок. Насколько он помнил, в казарме, где он провел последний месяц, ничего подобного не имелось. В бараках, где ему предстояло отдавать какой-то не совсем понятный долг Родине, потолки и стены были обиты фанерными щитами, не крашенными по причине отсутствия краски. Вернее, краска была выписана, но усилиями крепко пьющего старшины роты прапорщика Зыгало она тут же превратилась в винно-водочные изделия местного ЛВЗ.

Осмотревшись по сторонам, Александр пришел к выводу, что на данный момент находится в каком-то лечебном заведении, поскольку вся обстановка, включая тумбочку с непонятными приборами, говорила о том, что скорее всего он в больничной палате. В подтверждение этой версии в воздухе витал запах хлорамина, лекарств и еще чего-то неизвестного, но постоянно присутствующего в больничных коридорах. Что было для него непонятным, так это наличие на единственном в палате окне солидной стальной решетки, сквозь которую просматривался кусок ярко-голубого неба. Так и не придя к определенному выводу насчет подобных мер безопасности, Александр занялся осмотром себя любимого, поскольку подозревал, что его нахождение на больничной койке наверняка связано с травматизмом, поскольку заболеваниями, способными ни с того ни с сего уложить его в больницу, он не страдал.