Георгий Смородинский: Долгая дорога на Карн

Верховная жрица Кильфаты медленно подняла руки. Вокруг ее ладоней заклубилась тьма, а над алтарем в центре храма из воздуха соткался угольно-черный меч. Дочь некроманта резко опустила руки, и сотканное из первозданной тьмы оружие с противным хлюпающим звуком вонзилось в алтарь. Раздавшийся при этом жуткий замогильный стон, прокатившийся по залу липкой волной, казалось, впитал в себя боль всех замученных в храме жертв. Алтарь вздрогнул и оплыл, как брошенная в пламя печи свеча, оставив на каменных плитах пола кучу пожелтевших от времени костей. Статуя бога вздрогнула, покрылась сетью трещин и осыпалась.

– Ваесса, я очень тебя попрошу, если в следующий раз ты задумаешь сделать что-то подобное, пожалуйста, заранее предупреди меня. – В наступившей тишине слова Горма прозвучали как пистолетный выстрел. – Я старый, больной человек, и подобные встряски не добавляют мне здоровья.

Сатрап покачал головой, вздохнул и направился к выходу.

– Ага, и я…

– Что ты? – спросил я у побледневшего Эйнара.

Видимо, ментальная атака издыхающего алтаря тоже не прошла для него бесследно.

– Я в смысле тоже в следующий раз на улице подожду, – пожал плечами Джейс. – Где-нибудь в паре километров от ваших экспериментов.

– Все, дар. – Ваесса повернула ко мне бледное лицо. – Белобрысый ублюдок не получит больше отсюда ни капли силы, – тихо произнесла она. – Что делаем дальше?

Было заметно, что уничтожение алтаря седьмого уровня – а именно такая информация проскочила в системном логе – далось магистру непросто. Черты лица заострились, из носа текла кровь, но взгляд… Во взгляде читалась неприкрытая радость. Похоже, богиня по достоинству оценила поступок своей верховной жрицы.

– У тебя кровь. – Я протянул женщине платок и обернулся к Эйнару: – Тех, что на улице – всех сюда, полностью отлечить и развесить на стенах.

– Что? Как? Но…

– Гвоздями, – спокойно пояснил ему я. – Шена потряси – у него их много. И не дай Харт, какая-то из тварей сорвется. Все ясно?

– Да, Черный, – кивнул полутысячник и, крутанувшись на каблуках, отправился выполнять приказание.

– Ты, – я перевел взгляд на Ваессу, – когда он закончит, на каждого «Объятья Велены». Трое суток мучений, конечно, мало, – тяжело вздохнул я, – но будем считать, что этим тварям неслыханно повезло.

– Сделаю. – На лице дочери некроманта не дрогнул и мускул.

– Отлично, – кивнул я. – Заканчивайте тут поскорей, через два часа выдвигаемся.

На выезде из мертвого города, примерно в сотне метров от моста через Ител, прямо из брусчатки росло небольшое кривое дерево. Заходящее солнце позолотило его листву, и на фоне разрушенных домов и сгоревшего порта этот маленький кусочек жизни выглядел откровением. Да, в том мире, откуда я пришел, в противостоянии жизни и смерти всегда побеждает последняя. Но это там… а здесь… Я сделаю все, чтобы этот город снова стал жемчужиной княжества и чтобы больше никогда никакая тварь не ступила в пределы его стен. Да, Вилл, ты прав – этот мир действительно не такой большой, и слухи в нем разносятся быстро. Поэтому я очень надеюсь, что некоторые мрази теперь несколько раз подумают, прежде чем соваться на территорию моего княжества.

Я вспомнил слова классика [1], глядя на растянувшуюся по дороге змею легиона. Только не будет тут никакого льда. Через несколько недель зарядят дожди и будут лить не переставая месяца полтора-два. Температура, по земным меркам, не опустится ниже плюс десяти градусов, так что в снежки тут не поиграешь и снежную бабу не слепишь. За снежками – это на север Карна нужно. Там зима действительно похожа на зиму. Говорят, даже иногда Великий Океан замерзает на пару десятков километров от берега. Если вспомнить школьный курс географии и предположить, что этот мир все-таки имеет форму шара, то получается, что Карн лежит в северном полушарии Аркона? А может быть, все-таки три кита и черепаха? Да какая разница? Я покачал головой, сделал пару глотков воды из фляги и потрепал по загривку Мрака. Кабан, оглядывая все плодовые деревья, попадавшиеся по дороге, вертел башкой, словно девятиклассница, впервые попавшая на концерт любимой группы. Ветви стоящих вдоль тракта яблонь сгибались под тяжестью спелых плодов, и моего черного приятеля тот факт, что пропадает столько всего вкусного, возмущал, похоже, до глубины его кабаньей души.