Вадим Попов - Шаман. Охотник за планетами

Когда после окрика Камински приторможенная официантка, с расплывшимся цветным пятном татуировки на запястье, налила им кофе и, получив категоричное пожелание «приглушить этот идиотский ящик», наконец ушла, Нинель разом перестала пританцовывать и, положив руки по обе стороны дымящейся кружки, посмотрела в лицо первого пилота.

— Аккер, ты понял, кого нанял Ежи? Ты его узнал?

— …

— Вспоминай, вчера на ярмарке!

— И?..

— Это тот коп, который вчера взял берка.

Аккер выпучил глаза.

— Этот мальчик? Взял берка?

Он помотал головой.

— Нее… с чего ты… Да и как ты его узнала?

Камински улыбнулась и, отхлебнув кофе, неторопливо начала объяснять.

«Ярмаркой» Нинель называла местный луна-парк. У нее с детства остались греющие душу воспоминания о поездках с отцом на ярмарки, о каруселях с лошадками и космическими кораблями, комнате смеха и Пещере Бабы-яги, глотающих огонь и клинки турских факирах и танцующих на силовых полях ирканских акробатах, бездонных пакетах попкорна и гигантских петушках на палочке и, конечно же, непременном сенсационном приезде очередного «Самого Свирепого Борца Галактики», готового помериться силой на ринге с любым из местных парней. Камински отслужила десять лет, из которых шесть она провела в десанте, прошла от звонка до звонка Беркский конфликт, а также достаточно нахлебалась просчетов земных политиков, которые командование затыкало десантными частями. Но вся кровь и грязь военной карьеры в частях быстрого реагирования не смогли убить в ней ту фермерскую дочку с периферийной планеты, которая в ответ на фразу «Нинка, в выходные едем на ярмарку!» начинала ходить вокруг отца колесом, теряя правую сандалету с вечно порванным ремешком и разбитым носком от ударов по футбольному мячу.

Об этой склонности ефрейтора десантных войск Камински («Знамя на штыке» третьей степени, «Серебряная звезда за храбрость», не говоря уже о медалях и бесчисленных благодарностях) к простым радостям жизни знали немногие. За шесть лет их романа Аккер только молча удивлялся, не подавая виду, и не переставал хвалить себя за то, что не проглядел такую девушку. Когда они вместе выходили в отставку, первым тостом, который он произнес, чокаясь с Нинель бокалами шампанского, был: «За жизнь!» Традиционный тост космического десанта для уходившего на гражданку Аккера приобрел двойное значение: они оба не только были живы, но и остались собой.

В десанте пилоты не были отдельной кастой, как в других родах войск. Аккер до сих пор иногда видел во сне ту неудачную высадку на заштатную планетку, не имевшую даже названия, а только важное стратегическое значение, да еще номер, который он вряд ли когда-нибудь забудет. В тот день оба крейсера поддержки и половину десантных транспортников берки сожгли еще в атмосфере, и наступление захлебнулось, не начавшись. При посадке борт Аккера как следует зацепило, и взлететь он уже не смог. Когда в паре курносых сдвоенных пушек корабля кончились плазменные заряды, Аккер встал за турель подбитого при выгрузке БТР, когда и ее боезапас иссяк, он выдернул из чьих-то мертвых рук базуку. А потом берки пошли врукопашную… Словом, Аккер на своей шкуре познал истинность не слишком веселой армейской поговорки, гласящей, что «десантура и пилот хлебают смерть из одного котелка». И слишком часто Аккер видел, как война превращает людей в спивающихся психов на грани самоубийства, живущих одним днем. Неудивительно, что если женщина задерживалась в десанте (а это случалось не так уж часто), то либо превращалась в «мужика в юбке», либо обладала особым «десантным» характером. В числе прочего Аккер ценил Нинель и за то, что она избежала первого варианта, а второй его вполне устраивал.

В тот вечер, насладившись «русскими горками» и выпив по паре кружек пива, они отправились проветриться, просто посидеть на скамейке под деревом у входа в парк, вдали от музыки и гуляющего народа. Тут-то они и увидели странную фигуру, возникшую в конце аллеи.

Вообще-то после поражения в Беркском конфликте беркам было запрещено где бы то ни было, кроме своих территорий и своих кораблей, пользоваться способностями к телепортации, свойственными всем представителям этой расы, но на окраинных планетах это правило не слишком соблюдалось. Поэтому, когда в конце зеленого тоннеля аллеи в центре неяркой вспышки появилась длинная, чуть сутулая фигура берка в одинаковом у всех гуманоидных рас мешковатом рабочем комбинезоне, быстро направившаяся к выходу из парка, особого фурора это не произвело. Лишь куривший на соседней скамейке изрядно набравшийся мужик проворчал: «Проклятые долгопятые!» — да гадливо поморщился и хрустнул пальцами Аккер. Чужой на первый взгляд отличался от человека только слишком длинными конечностями (хотя на самом деле руки и ноги берков имели по сравнению с «хомо сапиенс» по одному дополнительному суставу) да чуть вытянутым по сравнению с человеческим лицом с бледным, отдающим в синеву, как у покойника, оттенком кожи. И конечно, глаза — большие, светлые, выпуклые как фары, на человеческий взгляд не выражающие ничего. Тело каждого берка покрывали костяные пластины экзоскелета, пробить которые было под силу не каждому оружию. Несмотря на выпитое пиво, Нинель почти сразу увидела, что перетянутая бечевкой картонная коробка с прозрачным пластиковым окном, сквозь которое были видны пунцовые розы, в правой руке чужого качается чуть-чуть не в такт его шагам, словно живя собственной жизнью. Берк несет кому-то цветы? Ну-ну… А может, этот подрабатывает курьером? Она неспешно (все-таки выпивка давала о себе знать) соображала, что к чему, и берк уже подходил к воротам парка, когда путь ему заступила человеческая фигура. Из-под голографической маски-шлема с полицейской эмблемой прозвучал довольно молодой голос с едва ощутимым акцентом: