Роман Брюсов - Позывной «Кот»

Первый раз я умер еще в раннем детстве. Полез купаться и утонул. Сердце не билось почти сорок секунд, если верить спасателям. Срок не большой, поэтому сам факт моей смерти меня лично тогда не особо волновал.

Остановлюсь лишь на том, что ни света в конце тоннеля, ни ангелочков, ни гласов и труб я не услышал. Может, я умер «мало»?

С тех пор прошло двадцать с небольшим лет, за которые я успел закончить школу, поступить в институт и бросить его, добровольно уйти в армию и, вернувшись из нее, попытаться жить так, как жил последние два года.

Именно два года. Это сейчас в армию уходят на год, а в те времена, когда довелось служить мне, – двадцать четыре месяца, и не меньше, такие дела. Именно в армии я умер второй раз. Редкая аллергия заставила распухнуть лимфоузлы, и асфиксия чуть было не отправила меня на тот свет, но у врачей-реаниматологов было другое мнение, так что, записав на свой счет еще одно очко, я был уволен из рядов вооруженных сил и выставлен на гражданку – без малейших идей, мыслей и с погашенной инициативой. Иной раз размышляя над всем этим, я чувствовал себя кошкой, неразумным мяукающим существом, которое тратит свои шансы один за одним, не задумываясь о последствиях. А ну как эти две жизни могли мне пригодиться? Не уследил, не уберег.

Кстати, совсем забыл представиться. Зовут меня Антон Семенович Шпак – да, именно так. Только не смейтесь. Досталось мне в свое время за это и в школе и в институте, в армии тоже, и если школьные подковырки приятелей были хоть как-то понятны, дети по своей сути очень злы, то все последующие этапы насмешек объяснить не получалось.

Закончил я обычную ленинградскую среднюю школу. Отец, Семен Абрамович Шпак, биолог в анамнезе, скончался, когда мне было восемь лет. Укатали сивку социалистические горки. Мама, Анна Петровна, воспитывала меня одна, умудряясь работать и халтурить, так что маленький Антон, приходя из школы, был предоставлен сам себе. В отличие от многих своих сверстников, которые жили в неполных семьях, я интересовался книгами, зачитывая до дыр Зилазни и По. Еще одним моим увлечением была радиоэлектроника, а журнал «Юный техник» фактически стал настольной книгой. Так и жили, ни шатко, ни валко – бедненько жили.

Институт я бросил по неведомым для себя причинам. Надоело все, ничего не интересовало, да и возраст был такой, когда хочется перемен в жизни, а денег для этого нет. Армия мне особо на пользу не пошла, особенно если учитывать мои приключения с лимфоузлами. После этого случая меня, что удивительно, сразу не комиссовали, а посадили на спецпаек, так что радужные перспективы скорого дембеля отодвинулись еще на несколько месяцев.

На гражданке устраивался, как мог. Кем только и где только не работал. Таскал ящики на складе, подвизался в ремонтах, пристроившись в маленькую строительную конторку, торговал пиратскими дисками. Карьеры не сделал, миллионы не заработал – так, существовал…

День был замечательный, солнечный. На небе не наблюдалось ни одного облачка, а приятный южный ветерок приятно обдувал тело. В это самое утро я вышел на улицу не просто так, а по наиважнейшему для себя делу. Деньги заканчивались. Сумма, которую я откладывал несколько лет, подошла к концу, а занимать у родственников было не в моих правилах, так что, взяв себя в руки, я решил устроиться на работу. Накануне купил в ларьке пухлую газету, по заголовкам обещающую обрушить на меня если не золотой, то серебряный дождь, и придирчиво начал рассматривать все предложенные вакансии, пока, наконец, не понял, что мне ничего не светит. В одном месте требовался опыт работы, в другом были слишком жесткие требования, в третьем так вообще предлагали работать за копейки, что меня абсолютно не устраивало. Одно объявление, впрочем, заинтересовало. «Зарплата достойная, условия отвратные, опасно», и адрес. Хмыкнув, я обвел карандашом текст и отложил газету в сторону. Знал бы я тогда, во что ввязываюсь, сжег бы к чертовой бабушке.

Итак, был чудесный день, светило солнце, пели птицы, и я с приподнятым настроением и газетой под мышкой отправился на собеседование, надев свой лучший костюм, который, кстати, был и единственным – остался со школьного выпускного. Странная, на самом деле, традиция – приходить на выпускной в костюме, но против правил не попрешь.