Ирина Град: Сотник. Уроки Великой Волхвы

Вот тут Алексея накрыло гневом уже по-настоящему! Ушам своим не поверил: ополоумела она, что ли?

– Анна! Да…

Забыл про боль, вскочил, отшвырнув так и не вручённый подарок, охнул, подшагнул к столу и изо всей силы грохнул по нему кулаком:

– Ты куда, баба, лезешь? Не твое дело!

– Нет уж, мое как раз! – Анна неожиданно для себя самой почувствовала что-то вроде удовлетворения: ну наконец-то! Понял, что она не шутит, а то разговаривал как… как с бабой! Ну, сейчас ему… – Ты МОИХ отроков за болото повел! Сколько обратно вернулось, а? Отвечай боярыне, воевода! – Анна кричала, уже не сдерживаясь, и Алексей вспомнил свои слова, сказанные вот только что, вроде бы в шутку, но оказавшиеся пророческими. Боярыня и в самом деле была грозна во гневе. Но и хороша тоже – этого у нее не отнимешь. Но вот причины этого внезапного для него скандала он и сейчас совершенно не мог понять.

Не блажила никогда его Аннушка, так чего ж теперь-то? А может?.. От внезапной надежды даже гнев отпустил. Может, в тягости она? Но если так, то пусть блажит, и не такое стерпеть можно!

– Анют, ну что ты в самом деле, ну, успокойся, – Алексей попытался угомонить ее, но не тут-то было!

– Что вы там за циркус устроили? Один с изуродованной мордой остался… Красавчик, тоже мне! Второго так и вовсе, как барана, зарезали! Ты сам вон кривишься, за бок держишься! Какого рожна ты на мечи полез? Почему не велел отрокам стрелять?

– Анна, не лезь, говорю! Я тебя не учу кашу варить, вот и ты не учи меня рать водить! – Рудный воевода изо всех сил пытался сдерживаться, но получалось все хуже.

– Да плевать мне, как ты там ратишься, ты мне обратно моих детей приведи! – Анну уже откровенно понесло: в здравом уме она никогда бы не позволила себе не только таких слов, но и такого тона. И не заметила, что боярыня, которой она так старалась стать, куда-то пропала, вместо нее опять появилась простая баба, причём баба скандальная. И орала она от души. – «Ничего страшного!» А с вдовой Анисима ты, что ли, покойника оплакивать станешь? Что я матери Георгия скажу? Что усадьбу им тут обустроят? Сдалась ей та усадьба – вместо живого сына! А обо мне ты подумал? Я одного уже похоронила, не хочу больше! Не хо-чу!

– Ты берега-то не теряй!

Алексей оттянул ворот рубахи, помотал головой и неожиданно даже для себя брякнул:

– Нет, знал, что бабы в тягости чудесят, но не так же!

Анна открыла было рот, чтобы выкрикнуть еще что-то, да так и осталась стоять – ни дать ни взять, рыба на песке. Не сразу до нее дошел смысл услышанных только что слов, она чуть не переспросила, о ком это он, а когда поняла, то в голову еще сильнее ударило – от обиды и разочарования.

«Так это он, выходит, не боярыню слушал, а беременную бабу ублажал? Ну, Лешенька, ну, я тебе сейчас!..

Нет! Нельзя! Он тогда вовсе со мной считаться перестанет! Анька, думай!»

Но язык прикусить уже не успела, само собой сорвалось:

– Кто тут в тягости, не знаю, сам ищи! А я еще подумаю…

И надо бы себя по губам хлопнуть, да поздно. Недоумение, обида, боль промелькнули на любимом лице и исчезли, сменившись тяжелой и холодной, как осенний туман, злостью.

– Надо будет – поищу! – отрезал воевода. – И не смей меня учить, баба! Девкам своим сопли вытирай! А об этом ты ничего не знаешь и знать не можешь! Так надо было! – Алексей не понял, что его больше взъярило: то ли ее непонятная попытка влезть в воинские дела, то ли внезапное крушение им же самим придуманной надежды.

Анна попыталась что-то вставить, только куда там – теперь он ее и вовсе не слышал:

– Ты мне в ратных делах указывать собралась? Боярыня, ишь! Не тебе с меня спрашивать! – договаривал он уже возле порога. Саданул напоследок кулачищем о косяк и хлопнул дверью.

«Встретились, называется!»

Не ко времени сунувшаяся за каким-то делом холопка едва не получила в лоб тяжелым ковшом: Анна с разворота чуть не швырнула его в сторону скрипнувшей двери, но выплеснувшийся квас промочил боярыне рубаху, малость остудил гнев и помог взять себя в руки.

Выслушала какой-то вопрос, что-то ответила, дождалась, пока дверь прикроется, и только потом от души шваркнула ни в чем не виноватой посудиной об стену.

«Господи, теперь еще и рубаху из-за него переодевать! В этой на люди уже не покажешься! Ну, Лешка, ну, удружил!»

За дверью послышался топот ног, под окном – чьи-то голоса; отроки и девицы собирались на посиделки. Все раздражало, мешало сосредоточиться.

«Ну, никакого покоя! И подумать не дадут. Сейчас еще и на посиделках за ними приглядывай, вид боярский являй! Сил моих нет!»