Кирилл Шарапов: Клинсмер (СИ)

Но больше всего меня заинтересовали княжества, тем более, что в одном из них я и находился. Бандиты, хотя уже правильнее сказать и не бандиты, а хозяева княжества, занимались всем понемногу. Основное направление многочисленных заводов бывшей Владимирской области было только одно - производством оружия. В принципе, Владимирское княжество располагалось на прежней территории области, но там жили только рабы и крестьяне, живущие за счет сельского хозяйства, основная жизнь крутилась вокруг самого Владимира. Из Коврова сюда был эвакуирован завод имени Дегтярева, на котором сейчас и собирались все старые модели Калашниковых, несколько видов пистолетов, пулеметов и боеприпасы к ним, а также мотоциклы и багги, получившие огромное распространение на всей территории бывшей России и стран С.Е.. За счет этого и процветало княжество. Также оружие изготовлялось в Н.Т.Р. и Московском княжестве, у которого в руках остался Тульский оружейный завод. До сих пор огромную прибыль приносил КАМАЗ и тольятенский автозавод, выпускавший теперь в основном внедорожники, нескольких модификаций на базе Нивы, правда, очень качественные и малые грузовики. Вообще самым доходным бизнесом являлся транспорт, перевозки, торговля и производство оружия, наркотики, работорговля, а у Н.Т.Р. добыча и поставка топлива. Неплохую прибыль давало сельское хозяйство - есть хочется всегда, вне зависимости, имеется у тебя автомат или нет. Также за девять лет очень сильно изменился климат, зима в России в центральной полосе стала очень похожа на европейскую, холодом теперь считалось пять градусов ниже нуля, но такое случалось крайне редко. В феврале, как самом холодном месяце, температура ночью колебалась от нуля до плюс пяти. Да, мир сильно изменился, и мне оставалось только найти свое место в нем, но для начала выяснить, кто я такой, что я могу, и как дальше жить.

Утром ко мне заглянул врач.

- Ну, молодой человек, как мы себя чувствуем?

- Нормально чувствуем, - кисло отозвался я, сидя на кровати и разглядывая гостя. Доктор был невысоким полным человеком, в круглых очках и с лысеющей головой. Голос у него был скрипучий и неприятный. Но уж какой есть.

- А почему так грубо? - спросил он, слащаво улыбнувшись.

- Да так, настроение не очень, - отозвался я, продолжая разглядывать его.

- Ну, тогда давайте знакомится, меня зовут Александр Анатольевич.

- Восьмой, - сказал я, - ведь именно так вы меня зовете.

- Как грубо, - сказал он, словно маленькому ребенку, который обозвал его бякой. Не задерживаясь больше в дверях, он прошел в палату и уселся на единственный табурет, стоящий напротив меня. - Так как все-таки твое настоящие имя? - снова спросил он.

- Не помню, - отозвался я.

- А где раньше жил?

- Не помню.

- Сколько тебе лет? - продолжил он свой допрос.

- Ну, это просто, когда я сюда попал мне было двадцать два, - начал считать я, - значит, спустя девять лет, должно быть тридцать один.

- Так, значит что-то ты помнишь, - вынес вердикт врач. Ну, а теперь давай посмотрим на твои зрачки.

Минут двадцать он гонял меня по разным тестам, светил маленьким фонариком в глаза, стучал молоточком по коленке, послушал дыхание, измерил пульс. В конце концов вынес вердикт:

- Вы абсолютно здоровы. Конечно, нужно пройти полное обследование, но я уверен, что кроме провалов в памяти, у вас ничего серьезного нет.

- Доктор, тогда скажите, когда меня выпишут?

- Если все будет нормально, то через неделю, - отозвался он, выходя в коридор. Потом как то странно посмотрел на меня и спросил, - а что, ты так хочешь отсюда выйти?

- Да, - ответил я, не понимая странной интонации, в которой был задан вопрос.

- Странно, - сказал он и закрыл дверь.

Весь день я провалялся на койке, вставая лишь для того чтобы поесть и сходить в туалет, пару раз ко мне забегала Вика, узнать о моем самочувствии. Иногда заходили незнакомые доктора, смотрели на меня как на диковинку, разговаривая между собой на своем медицинском языке, при этом употребляя огромное количество всяких терминов, которых нормальному человеку и знать то не положено. Иногда с улицы раздавались длинные автоматные очереди, а следом либо крик, либо мат. Весь день я насиловал свою память, пытаясь вспомнить хотя бы свое имя. Но ничего не получалось.

«Интересно, - подумал я, - когда у человека есть имя, он значится во всяких картотеках, у него есть документы, жилье, работа, а вот у меня имени нет или есть, но я его не помню, так выходит что меня просто не существует». Эта мысль вогнала меня в глубокую депрессию, в которой я и прибывал весь остаток дня. Вечером ко мне снова заглянула Вика с какой-то незнакомой девушкой.