Даниил Калинин - Игра не для всех. 1941

Чуть отодвинувшись от товарища, я поудобнее ложусь на бруствер грудью и, как следует прижав приклад СВТ к плечу, ловлю в открытый прицел вырвавшихся вперед германцев. Целик уже давно и заботливо отрегулирован на двести метров, осталось только подловить, да мягко потянуть за спуск. Вот сейчас…

Ближний ко мне немец, в очередной раз побежавший вперед, сам попадает на мушку. Сейчас он развернут ко мне лицом, и брать упреждения (попробуй в них разобраться с первого раза, даже если все знания уже в голове!) нет никакой нужды. Только скрестить мушку с целиком на животе фрица, так чтобы сверху они были на одной линии да мушка в самой середине.

– Огонь!

Командую сам себе и на выдохе тяну за спуск – вот только мягко не получается. Поспешил я, азартно нажав на крючок, – и винтовка дернулась в момент выстрела.

Но противник падает! Попал?!

Блин, нет! Или я все-таки промахнулся, или враг мне достался матерый, опытный. Почувствовал своим звериным фашистским нутром, что сейчас в него стрелять будут, – и прыгнул наземь. А теперь бодро ползет к окопам по-пластунски. Но ничего, я тебе сейчас в голову заряжу…

Однако в этот раз не успеваю даже прицелиться: короткая очередь вражеского пулемета ложится в считаных сантиметрах от головы. По щеке и левому глазу будто осколками бьют комья сорванной с бруствера земли. Причем в глазу ярко вспыхивает белым, и тут же все темнеет. В первые мгновения кажется, что в меня попали, и я с отчаянным визгом складываюсь на дне окопа.

– Ромка, что?! Ранили?! Дурачок, чего ты так долго выцеливал?

Немца своего я выцеливал, хотел хотя бы одного снять… Вслух я, правда, ничего не сказал, да и Василий сейчас не услышит: глухо матерясь, парторг гасит немецкую атаку короткими прицельными очередями. Может быть, даже мстит моим обидчикам. Не знаю, скольких он успел завалить, но со стороны возникает ощущение, что он со своим ручным «дегтяревым» сейчас – ключевой боец на нашем участке обороны. Ну, или один из самых ключевых. Потому, когда мне, уже немного отошедшему от первого испуга и отчаянно трущему левый глаз, упал в ноги пустой диск, а сверху раздался звенящий приказ «набивай!», я лишь послушно склонился над ним и начал снаряжать патронами. И еще не успел и наполовину его заполнить, как парторг нырнул вниз и, критически посмотрев на мой глаз, коротко бросил:

– Меняем позицию.

Меняем так меняем… Подхватываю диск с цинком и, склонившись, следую за первым номером. Между тем в голове вновь будто отщелкнуло: пулеметчики давно взяли за правило готовить запасную позицию, а то и не одну. Ибо эффективно действующий расчет обращает на себя внимание врага, а тот всеми средствами усиления пытается подавить противника. И судя по тому, как лихо летит земля с бруствера на дно окопа, сейчас нашу позицию немцы чистят как минимум с двух своих МГ. Мимоходом удивившись незнакомому термину, я тут же получаю полноценную справку:

Единый пулемет вермахта в начале Великой Отечественной – МГ-34, «машингевер», принятый на вооружение в 1934 году. Разработан в станковом, ручном и танковом вариантах. Вес более 12 килограммов, питание как магазинное, так и ленточное, минимальный боезапас – 50 патронов. Скорострельность порядка 900 выстрелов в минуту.

Хм, в полтора раза больше, чем у ДП?! Но тогда сколько он жрет патронов?

Мои мысли прерывает выросшая впереди спина парторга – чуть ли в него не врезался. Он вновь приподнимается над бруствером, в то время как я продолжаю набивать диск. И только мне удается завершить свою работу, как вниз тут же падает еще один – пустой. Глухо ругнувшись, я начинаю снаряжать патронами и его, хотя где-то в глубине души даже рад тому, что пока нет нужды высовываться из окопов.

Между тем активная стрельба затихает, хотя вражеские пулеметчики и продолжают поливать погранцов ливнем пуль. Но даже я улавливаю, что в бою что-то переменилось и сейчас они шмаляют уже без особого азарта. Над траншеями раздается щемяще-родное русское «Ура!», а чей-то голос, выделившись из общей массы, коротко и устало произнес: «Отступают». Не удержавшись, приподнимаюсь и я и действительно наблюдаю, как фрицы отступают – причем так же грамотно, как и шли вперед. Отделениями, короткими перебежками, под прикрытием скорострельных МГ… Какое-то незнакомое возбуждение подначивает меня вновь вскинуть винтовку – в этот раз я ловлю в прицел крепкого, рослого немца. В отличие от большинства других, он вооружен компактным, ладным вороным автоматом – и, кажется, что-то приказывает своим.