Евгений Косенков - Расплата за предыдущую жизнь

– Чё за хрень вокруг?

Александр с трудом справился со своим голосом, который почти пропал, после выходки раненого.

– Война, – ответил хрипло.

– Какая война? Я на КАМАЗе в поезд въехал! Я должен был умереть!

Александр замер, в голове прокрутились события до перемещения в прошлое.

– Вот ты сволота! Я ехал в вагоне, в который ты врезался! Теперь мы все вместе в тысяча сорок первом году или ещё каком, кто его знает. Тут война идёт с немцами!

– Пошёл ты со своими немцами.

– Не веришь. Куда ранило?

– Ног не чувствую и чуть выше, походу позвоночник перебило.

– Хреново.

– Мне всё равно. Я жить не хочу. Два раза пытался повешаться, не дали, спасли. Мать их. Ты хоть дай умереть или убей!

Александр смотрел на молодое лицо красноармейца, бывшего водителя грузовика и не мог понять, что он испытывает к нему: ненависть или сострадание.

– Мог бы и с немцами повоевать, погибнуть на поле боя, так сказать.

– Пошёл ты со своими немцами!

Тащить с собой самоубийцу смысла не было. Оставлять здесь, значит дать врагу шанс, что они его могут узнать о будущем. Кто знает, что может рассказать этот недоделанный шофёр немцам. Пистолет оказался в руке, словно сам по себе.

– Откуда у тебя ТТ?

– Разбираешься в оружии?

– Разбираюсь.

Александр никак не мог решить для себя, что делать. Тащить раненого с собой, не зная местности и реалий или пристрелить? Только сможет ли он выстрелить в человека? Если тащить, то, как и куда? Ему нужна медицинская помощь, лекарства, а тут даже неизвестно направление, куда двигаться.

– Чего смотришь? Стреляй! Помоги умереть!

– Немцы! Колонна пехоты! – раздался голос Тюляпина у борта грузовика.

Александр глянул на раненого, на пистолет.

– Сейчас придут немцы, если выстрелишь по ним, они тебя точно убьют. Держи, тут восемь патронов, – он вложил ТТ в ладонь раненого и бросил рядом командирский ремень с кобурой. – Авось и пару фрицев с собой заберёшь.

Бывший шофёр скептически посмотрел на Александра и сжал рукоятку пистолета.

– Сам брезгуешь или боишься?

– Шум поднимать не хочу. Немцы рядом. А нам ещё до леса добежать надо.

– Ну, бегите, – безразлично ответил раненый бывший шофёр.

Александр выскочил из кузова, подхватил две винтовки за ремень, которые подал Тюляпин, закинул на плечо. В другой руке держал каску с патронами. Бежать по траве с тяжёлыми и длинными винтовками оказалось непросто. Уже на опушке до слуха долетел выстрел.

– Застрелился, гад! Лучше бы я пистолет не оставлял!

Они вломились в лес и упали на траву, тяжело дыша, обливаясь потом.

– Кто застрелился? – зашептал Аркадий.

– Водила, который врезался в наш вагон на КАМАЗе. Самоубийца там, самоубийца здесь.

– А где Коля? – Тюляпин оглянулся по сторонам. – Коля!

Александр одёрнул его и показал на брошенные ремни с подсумками, сапёрной лопаткой, фляжкой и противогазной сумкой.

– Сбёг наш Коля, Аркадий. И я почему-то думаю, что к невинным немцам. Теперь расскажет им про будущее.

– Что он расскажет? У него извращённая история и каша в голове. Нестыковок в рассказе будет столько, что немцы примут его россказни за сказки и враньё. Возможно, что и расстреляют.

– Ты так спокойно говоришь об этом?

– А как я должен об этом говорить? Что случилось изменить нельзя, если, конечно, не вмешается случай.

– А мы куда?

– Воевать, Аркадий, воевать. Будем отрабатывать наши награды из прошлой жизни. Лишние винтовки прикопаем. Нечего им валяться просто так.

Александр выглянул из-за дерева и увидел, как немецкая колонна проходит мимо грузовика. Несколько солдат осматривают сам грузовик и тела погибших красноармейцев.

– Аркадий, пошли отсюда по добру, по здорову. Винтовки в другом месте прикопаем. Не дай бог, в лес сунутся, а тут мы. Умирать, желания нет никакого. Новое тело – новая жизнь! Пошли, Аркадий, отсюда подальше.

– Как ты думаешь, какой сейчас год? – Тюляпин старательно обходил кочки и уклонялся от веток.

– Думаю, что сорок первый или сорок второй.

– Почему?

– На форму посмотри.

– Чего с ней не так?

– Аркадий, ты в какой школе учился? Погоны ещё не ввели, а их ввели зимой тысяча сорок третьего года. Понял?

– Понял. А к каким войскам мы относимся?

– Пехота – царица полей! В документах капитана прочитал, что мы из двухсотого стрелкового полка.

– Двухсотого? – переспросил Тюляпин. – Это так над нами посмеялись?

– Вот и я посмеялся, когда прочитал.