Дмитрий Карпин: Волк. Тайна Черной пирамиды

– Будь осторожней, – посоветовал Владимир. Павел был не так хорош в фехтовании, и Волков сильно сомневался, что в детстве у него имелся хороший учитель по этому предмету, скорее эту обязанность на себя брал его гувернер.

Зайцев кивнул в знак благодарности.

– Вперед! – скомандовал Владимир и побежал по стене крепости, туда, куда уже перекинулось сражение. Павел, размахивая саблей, рванул следом.

Все новые и новые солдаты перепрыгивали через стену и присоединялись к ним. Сражение переместилось на лестницы, ведущие со стен крепости внутрь. Русские теснили противника. Самые смелые и отчаянные, не дожидаясь, пока лестницы расчистят, прыгали вниз куда помягче, и на них сразу-же перекидывались защитники крепости.

Озверевшие горцы начали палить из ружей. Одна из пуль зацепила Павла, и он пошатнулся. Волков кинулся к другу, стараясь ухватить его за руку, но тот сорвался вниз к уже сражающимся за стенами людям. Владимир разглядел, что друг еще жив, и пуля лишь вскользь зацепила его. Не теряя времени он бросился вниз. Удар о землю оказался такой сильный, что юноша не устоял и упал. Тут же кто-то схватил его за шиворот и вздернул вверх.

– Не время валяться, паря! – пробасил в самое ухо какой-то усатый и уже немолодой вояка. Владимир был ему искренне благодарен. Он поднялся на ноги и под градом пуль и сабельных ударов кинулся к Павлу. Волков успел вовремя и ударил в спину горцу, занесшему над головой друга окровавленную шашку. О чести он сейчас не думал, в эту минуту его волновала только жизнь товарища. Горец с криком упал, и Владимир довершил дело.

– Как ты?

– А-а, моя рука, – подал голос Павел.

– Поднимайся, – только и сказал Владимир и схватился с новым врагом.

Их клинки схлестнулись и выбили искры. Против Волкова встал здоровенный чеченец, наверное, в два раза превосходящий его силой. Сабля и шашка встретились вновь и разошлись в танце стали. Волков попытался атаковать вторично, но резкая контратака горца заставила его отступить. На стороне соперника оказалась мощь и тяжесть, каждый удар отшвыривал назад или вбивал в землю. Владимир начал кружить, уходя от все новых и новых замахов. Единственная возможность победить такого противника это дождаться его ошибки и воспользоваться ею. Но чеченец оказался далеко не так прост, его удары были быстрые и тяжелые. Очередная мощная атака сбила Владимира с ног, и он упал. В следующую секунду нависшая над ним фигура заслонила солнце. Здоровяк занес шашку, чтобы добить Волкова, но вдруг остановился. Что-то врезалось ему в бок. Горец в ярости закричал и схватил левой рукой саблю Павла, вонзенную в плоть. Он еще раз вскричал и потянул ее из себя. Зайцев в ужасе отшатнулся и выпустил оружие из рук. Защитник крепости отшвырнул саблю врага в сторону и с горящими глазами двинулся на безоружного обидчика. Но тут и Волков вскочил. Он полоснул по незащищенной спине чеченца. Тот вновь развернулся и, размахивая клинком, кинулся вперед. Но Владимир предугадал действия противника и рубанул саблей. Закаленное лезвие вонзилось в тело горца, и, будто разрезая масло, пошло дальше. Но еще живой, уже поверженный враг схватил парня за горло и начал душить. Владимир постарался как можно глубже вогнать саблю в его плоть, хотя воздуха уже не хватало. И вдруг что-то круглое и черное упало к ногам сражавшихся. Фитиль уже догорал, а Волков лишь с ужасом осознал, что это бомба.

И тут она взорвалась…

Петербург.

Сентябрь 1835 год.

Крытый экипаж остановился у величественного каменного особняка. Дверца повозки отворилась, и оттуда вышел молодой человек в высоком цилиндре и в черном плаще-макинтоше, поверх которого был небрежно накинут белоснежный шарф. Руки в атласных перчатках сжимали увесистую трость с отполированным до блеска набалдашником в виде головы волка.

Больше всего этот молодой господин напоминал лондонского денди или юного прожигателя отцовского состояния. Правда, последним Владимир Волков себя не считал, хотя многие бы уверили вас в обратном. И прибыл он вовсе не из Лондона, а из Парижа, в котором ему довелось провести последние четыре года жизни. За это время Волков успел соскучиться по Петербургскому свету и теперь спешил наверстать упущенное.

«Как странно так не любить свет и все время желать оказаться в его лучах», – подумал Владимир.