Дем Михайлов - Инфер 8

– Напролом! – крикнул я, и бегущие по коридору гоблины ответили мне улюлюканьем и воем. – Напролом!

Глот жил в яме.

Яму прикрывала массивная стальная решетка, что была намертво приварена к краям прямоугольного проема.

Рядом имелась еще одна залитая металлом нашлепка с уродливо обрезанными останками того, что в прошлом было верхушкой лифтовой шахты. Никто не собирался нам облегчать путь вниз. Еще и цербера посадил на входе в свое сраное королевство.

Раскидав кости, я остановился рядом с решеткой и, уложив руки на висящий на груди дробовик, задумчиво глянул в темноту внизу. Оттуда на меня уставились минимум пять вполне разумных глаз с разноцветной радужкой. Из-под решетки послышалось жадное:

– Да-а-а-ай…

Над прутьями решетки, блестящими так, будто их вылизывали наждачными языками, поднялись тонкие дрожащие красные нити. Поднялись и потянулись ко мне.

– Да-а-а-ай…

За решеткой колыхнулась плотная мясистая масса. Серая кожа с черными пятнами, какие-то рудиментарные смятые отростки, полупрозрачные багровые опухоли, откуда тянулись те самые красные нити. Света от фонарей становилось все больше, и явно разумная тварь под решеткой нервно задергалась, поняв, что происходит что-то неладное. Но все же голод и привычка взяли свое.

– Да-а-а-ай…

– Дам, – кивнул я и повернул голову к стоящей слева тяжелой фигуре с огромным ранцем за спиной. – Делай дело.

– Делаю! – коротко и уверенно отозвался недомут, широко шагнув вперед. – Всем назад! Работаю!

Сипло выдохнув, зашипевший тяжелый огнемет ожил, и в решетку ударило яростно загудевшее пламя.

– А-А-А-А-А-А!

Красные длинные нити-щупальца сгорели мгновенно. Следом лопнули освещенные фонарями прозрачные опухоли, а затем пламя достало до серой кожи…

– А-А-А-А-А-А-А!

Вместе с безумным по силе воем вверх рванулся черный дым. Огромная живая масса под решеткой бешено задергалась, но… никуда не делась, словно была частью заблокированной ею лестничной шахты. Расставивший ноги тяжелый огнеметчик стоял прочно, как скала, действуя уверенно и умело – так, как учили. И экономно. Еще две секунды… и пламя угасло. Фонари уперлись в столб посеревшего дыма. В ноздри била вонь сожженного мяса и вскипяченного гноя. В ушах слышался характерный треск – так отрывается прожаренное мясо от кости. Убедившись, что повисшая в шахте глазастая тварь не подает признаков жизни, я отдал следующий приказ:

– Режьте решетку!

Усиленный частичным экзоскелетом огнеметчик отступил и пропустил вперед другого тяжелого пехотинца в том же снаряжении и тоже с ранцем, но со сварочным резаком в руках. Зашипело пламя, рядом взвыла уже уставшая пила, вниз полетел дождь искр, добавляя шипящих огоньков в груду мертвой плоти Глота за стальными прутьями.

Где-то из коридора послышался дребезжащий крик горя – вопил старик в юбке и расколотом цилиндре, оплакивая смерть Глота и, наверное, свою безнадёжно просранную жизнь. Вскоре его крик был заглушен куда более приятным звуком – грохотом и лязгом полетевших вниз вырезанных секций решетки. Без задержек и сомнений мы взламывали все сложившиеся здешние многовековые устои и… похоже, это нравилось не нам одним – несколько тощих теней в юбках и рубахах, длинноволосых и лысых, с телами, усеянными множеством уродливых тату, просочились вдоль стеночки и замерли под наставленными на них стволами.

– Че надо, отбросы? – лениво поинтересовался я, когда пила ненадолго затихла, пока ей меняли диск.

– Мы с тобой, чужак!

– Кто вам это сказал? – столь же лениво изумился я, глядя на них сквозь затемненное забрало шлема. – На кой хер мне бесполезное дерьмо вроде вас?

– Мы будем драться! – заявил хрен в столь короткой юбке на голое тело, что она могла бы скорее считаться не слишком широким поясом.

– Будем! – подтвердил стоящий за его плечами высокий и еще молодой парень с наполовину выбритой татуированной головой. – До смерти!

– Ух как круто сказано… ну сдохнете… дальше что? И вообще – сражаться с кем? – поинтересовался я.

– А посрать! Кто-то да виноват во всем это сучьем дерьме! Всех! Всех-х-х ненавижу! Рвать на куски! Мои побратимы согласны со мной во всем!

Это прошипел уже третий, представляющий собой жалкие развалины некогда могучего гоблина. Все еще широкий костяк при почти полной дистрофии мышц. На запястьях и щиколотках этого доходяги виднелись широкие темные полосы изуродованной постоянным трением потемневшей кожи. Его долго держали в кандалах…