Михаил Ежов - Изгой

— Кожа слезает, поражены мышечные ткани.

Сухой, деловитый тон. Как он контрастировал с тем, что я сейчас испытывал! Исследователи, чёрт бы их побрал! Учёные! Я для них — просто экземпляр, причём, видимо, неудачный. Уверен, они смотрели на меня, как на дерьмо — с презрением и брезгливостью. В подобные моменты напрочь забываешь, что ты в игре, и твоё настоящее тело дома, в безопасности. Отсюда вопрос: что есть жизнь — существование в оболочке из плоти, обладание этим вместилищем души, или ощущения, возникающие в мозгу?

Но в жопу рассуждения и вообще философию! Будь в игре все сто процентов реалистичности ощущений, я бы, наверное, сдох от болевого шока. Видимо, поэтому создатель и сделал десятипроцентную поблажку. Щедрый выродок.

Такую боль я испытывал лишь однажды — когда шрапнель оторвала мне правую руку. Пришлось потом некоторое время учиться делать всё левой, так что с тех пор я немного амбидекстр: практически одинаково владею обеими граблями.

В мои уши ворвался оглушительный грохот, похожий на взрыв. Свет неожиданно погас, и я открыл залитые слезами глаза. Обожжённые веки причиняли жуткую боль. Всё расплывалось, но, когда я несколько раз моргнул, солёная влага вылилась на скулы и щёки, и я увидел, как в дымящийся пролом, появившийся в стене, врывались люди в чёрных бронескафах. В руках они держали короткие плоские винтовки. «Врачи» с воплями разбегались, как здоровенные белые тараканы, но по ним открыли стрельбу: пучки плазмы врезались в белые халаты, пробивая моих мучителей насквозь. Во все стороны брызгала и фонтанировала кровь, щедро покрывая кафельные пол и стены. В воздухе повис алый туман. Иногда кто-нибудь из нападавших вскидывал руку, и из неё шаровой молнией вылетала красная вспышка. Как только она врезалась в кого-то из врачей, его тело тут же окутывали тончайшие светящиеся нити, похожие на дуги накаливания. Жертва орала, поджариваясь и роняя куски отваливающейся плоти.

Один из ворвавшихся в лабораторию бойцов направил на убегавшего закованные в броню ладони и что-то глухо выкрикнул. Тотчас кусок ближайшей стены стал жидким, вытянулся в воздухе и стремительно начал превращаться в хищное животное вроде гепарда. Только у твари, «рождение» которой я наблюдал в течение нескольких секунд (кости, мышцы, кровеносная система, шкура — всё загадочным образом составилось из молекул стены), была голубая светящаяся шерсть, а пасть сделала бы честь касатке.

Чудовище трижды прыгнуло и обрушилось на замешкавшегося возле двери врача. Мощные когтистые лапы подгребли его, а челюсти, клацнув, сомкнулись на шее. Хрустнули позвонки, и во все стороны ударила кровь!

Покончив с жертвой, монстр превратился в россыпь кружащихся над полом голубых светлячков. А спустя пару секунд исчезли и они.

Думаю, никто не осудит меня за то, что при виде страданий и гибели бессердечных ублюдков я испытывал мстительный восторг.

Зачистка помещения длилась не дольше минуты. Я наблюдал за ней, пока не сообразил, что пора сматываться. Ворвавшиеся в лабораторию парни явно не пощадили бы меня. С какой стати?

К собственному удивлению, я смог сесть, испытывая непрерывную боль и проклиная создателя игры. Оказалось, мои конечности до этого были прикованы к металлическому столу, но теперь браслеты открылись. Я стал свободен! Как может быть свободен муравей, на которого ребёнок направил при помощи линзы сфокусированный солнечный луч.

Спецназовцы добивали корчившихся на полу «врачей» и не обращали на меня внимания. То и дело раздавались приглушённые шлемами крики:

— Мочи козлов!

— Вон того стрельни. Пополз, падла, куда-то!

— Что, тварь, думаешь смыться?! Сдохни, гнида!

Все эти замечательные фразы чередовались с выстрелами и ударами, которые спецназовцы щедро раздавали «врачам», явно получая неподдельное удовольствие. Я целиком и полностью разделял их энтузиазм и с радостью присоединился бы к кровавому развлечению, если б не понимал, что буду убит, стоит спецназовцам обратить на меня внимание. Так что надо было делать ноги, и поживее.

Я заметил убежище — небольшую щель у самого пола, к которой вели алые потёки. Похоже, мне предстояло спрятаться в канализации, куда смывали результаты неудачных экспериментов. И куда собирались отправить меня я после того, как превратили бы в прожаренный бифштекс. Но больше деваться было некуда. Что ж, лучше оказаться в жидком дерьме живым, чем покрытым хрустящей золотистой корочкой. Я сполз со стола на скользкий от крови пол и направился к спасительной дыре. Господи, как же это было больно! Любое движение отдавалось во всём теле огненной вспышкой, а необходимость опираться ладонями и коленями была просто пыткой, которой я сам себя истязал.