Михаил Шуваев - По ту сторону пространства [СИ]

На кухне раздался грохот и «черт!» Пантелея.

— Ну, чего там у тебя опять?

— Ничего, Ермоша, нашел, сейчас заварю! — продолжал греметь, но уже тише, длинный.

Ермолай пощелкал программами: в основном утренняя белиберда. Спустя пару минут в комнату вошел Пантелей. В руках он держал две дымящиеся кружки:

— Извини, зажевать у него толком нечем — одни консервы, — ставя кружки на стол, сказал он.

— Ерунда, сахар-то есть?

— Сахар есть, сейчас принесу.

— Давай. И заодно выгляни в коридор, как там, тихо?

Длинный сходил на кухню и принес сахар-рафинад. Ермолай бросил в чашку четыре кусочка и быстро размешал ложкой.

Пантелей в это время тихонько приоткрыл входную дверь с номером 81 и на секунду замер. Шумы подъезда ничем не отличались от обычных, и длинный юркнул обратно, тихо провернув замок.

— Все тихо, Ермоша! — входя в комнату, промолвил он и пригладил волосы.

— Отлично. Достань-ка мне во-он с той полки синие пластиковые корочки… Спасибо.

Крепыш углубился в изучение документов, которые извлек из папки. Просмотрев все бумаги, он покопался в глубоком внутреннем кармане и достал несколько листков, которые и сунул в синие пластиковые корочки.

— Положи, пожалуйста, на место, Пантелей, — попросил он и протянул длинному папку.

Засунув документы обратно между дисками, Пантелей подошел к тахте и плюхнулся на нее:

— Ермоша, мы заменили документы на квартиру Ненарокова, теперь ей владеет кто-то другой?

— Нет, в последний момент было решено ограничиться якобы подписанным контрактом на аренду квартиры.

— А что, есть надежда, что жилец вернется сюда?

— Не исключено. Но это в большей мере зависит от него самого.

— Что-то новенькое, — Пантелей отхлебнул из огромной щербатой чашки.

— Да. Ну, что, пойдем что ли?

— Пошли, давай чашку — сполосну…

Пока Пантелей ворочался на кухне и пускал в мойку воду, Ермолай надел теплые унты на оленьем меху, поношенную кожаную куртку на толстой овечьей подстежке и вязаную спортивную шапочку-менингитку. Пошарив рукой на верхней полке вешалки, он нащупал свои перчатки и сунул их в карман. Взглянув на торцевую панель вешалки, он заметил вбитый миниатюрный крючок и висящую на нем связку запасных ключей. Он уже собирался позвать Пантелея, но тот показался из кухни и стал напяливать свой неказистый малахай.

Они уже выходили к лифтам, как позади них приоткрылась дверь в соседнюю с Ненароковым квартиру, и оттуда выглянула пожилая женщина. Она испуганно уставилась на высоченного Пантелея.

— Здравствуйте, не пугайтесь, мы друзья Алексея. Он нас пустил к себе пожить ненадолго, вот, и ключи дал, — быстро сориентировался Ермолай и потряс для наглядности связкой.

Женщина ничего не ответила и торопливо закрыла дверь. Было слышно, как она ее заперла на два замка и накинула цепочку.

Ермолай с Пантелеем влезли в тесный маленький обшарпанный лифт и поехали вниз. Уже подъезжая к первому этажу, они услышали нестройный гул голосов и переглянулись. Створки со скрипом разъехались, крепыш с длинным вышли и очутились на первом этаже в центре небольшой толпы. Толпа колыхалась около дверей грузового лифта.

Пантелей, будучи, как минимум, на голову выше всех, вытянулся и попытался рассмотреть, что так заинтересовало местных обывателей. То, что он увидел, не обрадовало:

— Майн Гот!.. — вырвалось у него.

Взглянув снизу вверх на враз поблекшую физиономию напарника, Ермолай заработал локтями и приблизился к открытым дверям грузового лифта. Отодвинув в сторону последнюю спину, он замер, впитывая и осмысливая увиденное.

Кабина грузового лифта стояла на первом этаже. Но это не была затрапезная кабина разбитого, заплеванного и разрисованного лифта Карачаровского завода с поджаренными спичками кнопками и закопченным потолком, это было произведение искусства фирмы KONE с зеркальной внутренней отделкой стен и потолка, с серебристым полированным металлическим полом и массивными золочеными поручнями по периметру. Пульт управления напоминал торпедо «Роллс-Ройса» — бежевая кожа, рубиновые индикаторы, кнопки из слоновой кости и большой жидкокристаллический цветной монитор. Мягкий желтоватый свет, льющийся из кабины, освещал гомонившую на площадке толпу. А в самой кабине жутким и отвратительным диссонансом смотрелся представитель власти, лейтенант районного отделения милиции. Он стоял посреди кабины, низенький, безобразно толстый, будто проглотив арбуз целиком, автомат АКСУ болтался где-то в районе причинного места, а вокруг валенок растекалась отвратительная грязная лужа. В руках представитель власти держал рацию и, с трудом переключая ее с приема на передачу короткими и толстыми, как сардельки, пальцами, не обращая никакого внимания на то, что в толпе были женщины и дети, важно вещал: