Айя Сафина - Падальщики. Книга 3. Испытание выживанием [litres самиздат]

Два часа спустя маленькие ножки ступают по бетонному полу с такой скоростью, что кажется, будто девочка вот-вот запутается в своих широких хлопковых штанинах и упадет. Но, похоже, они с детства приноровились к их свободным одеяниям, потому что до сих пор ни один из бывших жителей деревни не променял свои льняные и хлопковые туники до колен на практичную поливискозную одежду Желявы. Удивительным образом чужеземцам до сих удавалось сохранять свою диковинную самобытность, которая вызывала разную реакцию у жителей Желявы. Кто-то им сочувствовал после резни в деревне, кто-то воспринимал недоверчиво, кто-то видел в них врагов и даже соперников за пропитание. Но большинство видело в них паломников, забредших на земли, которые покинул Господь.

Деревенщин приняли с распростертыми объятиями, как посланников с поверхности, кажущейся загадочной и недостижимой. Они прожили там всю жизнь, не прятались под землей, как люди на Желяве, а смело бросали вызов смертельному вирусу, каждое утро просыпаясь посреди лесов заразе назло. В них видели героев. В них видят свет, что жаждут уже сорок лет. Я было поддался всеобщей эйфории от новых времен, ожидающих людей на подступах, но потом произошло то, что снова вернуло мне веру в недостойность человека ходить по земле.

На Желяве произошел военный переворот.

В очередной раз человек доказал миру то, что мир уже давно понял о нем: люди умеют только разрушать, и им не место здесь. Человек должен сгинуть в нескончаемом процессе эволюции и позволить другому виду воспользоваться шансом на жизнь.

Ложь, которую распространяет Отдел пропаганды Генеральского штаба льет бальзам на мою веру в мерзость человеческих существ: отряды специального назначения убили Генерала, желая занять его место.

Никогда еще Падальщики не вызывали к себе столько ненависти, как сейчас. Они воспользовались отчаянностью людей и обманули их доверие, выдав Триггеру лидеров среди мятежных масс. Ксавьер Монро, Розали Новак и Андрей Зелинский – первые жертвы нового этапа правления каннибалов. Полковники прочесывают ряды в поисках пособников бунта среди населения, многие уже гниют в тюрьмах: кто-то заслуженно, а кто-то по ложному доносу, лишь потому что надоел соседу, которому понравились твои шерстяные носки.

Каждый день я бурно рукоплещу товарищу Триггеру, который безупречно играет роль наставника, разочарованного своими воспитанниками. Он ежедневно записывает видеообращения для населения, в которых говорит о том, что сама идея существования отрядов специального назначения претерпела крах, ведь они, ослепленные своей избранностью, посягнули на мироустой базы ради высокомерной гордости за самих себя. Отважные элитные войска возомнили себя богами, раз могут бесстрашно расхаживать на поверхности. Полковник Триггер оплакивает смерть своего старого друга, с которым они стояли у истоков создания Желявы, и покорно подчинится воле народа, если его изберут для ношения генеральского мундира.

Браво!

Я снова и снова восхищаюсь его мерзостью и фальшью, отсчитывая дни до роковой даты, когда последняя крупица гнили будет уничтожена. Вопреки слепой самоуверенности Триггера, вопреки бесстрашным намерениям Падальщиков, все это время судьба Желявы находилась в моих руках.

Девочка-подросток резко сменила бег на шаг, опустила глаза, еще глубже нырнув за стену из длинных каштановых волос на лице, и всеми силами старалась превратиться в невидимку. Когда двое мускулистых Големов в своей узнаваемой зеленой униформе со значком щита на груди и дубинкой на поясе прошли мимо нее, она обрадовалась, что ее чары невидимки сработали, и снова прибавила шаг.

Триггер пока не сообразил, что самыми эффективными партизанами бунтарей на базе являлись дети, которые разносили запрещенную информацию по всем углам Желявы, как мелкие клопы, медленно заселяющие каждую щель в полу. Алания сделала верную ставку, возложив на жертвенный алтарь детей. Ее натура открыла доселе невидимую ни для кого холодную расчетливость, граничащую с откровенной жестокостью. Алания отчаянно пытается вырваться на поверхность, и даже дети для нее не являлись ничем иным, как пешками на черно-белом поле.

Сопротивление сторон набирает обороты, а мой палец завис над заветной кнопкой, которая покончит со всей этой смрадной преисподней человечества, где сильный по-прежнему пожирает слабого, жадность и деспотизм цветут, как будто Вспышка и не уничтожала девяносто процентов населения земли, мораль продолжает медленно загнивать, а человек противится перерождению.