Айя Сафина - Падальщики. Книга 4. Последняя битва [litres самиздат]

Антенна уже сорок лет является первым советником базы Валентин, Вольт стал нашим посадником в норвежской Олавсверн, Хумус отправился в далекое путешествие в Балаклаву, где осел в подземной базе, ранее хранившей безопасность подлодок.

Порто-Палермо стала символом неумирающего Триггера. Там до сих пор царил страх перед поверхностью настолько сильный, что даже ежедневные конференции между Аахеном и их небольшим научным блоком не могли пробить их страх, взращенный в мракобесии. Там, где нет науки, очень мало здравого смысла. В Порто-Палермо на шесть тысяч человек было всего семь ученых, которые день и ночь боролись со своими военачальниками, пытаясь протянуть нам руку сотрудничества.

– Сколько человек готовы переехать к нам? – спросила я.

– Около четырех десятков.

Немного. Но и оставлять их под гнетом испуганных начальников означало возможную гибель.

– Снаряди экспедицию на следующей неделе, предупреди о нашем приезде.

Амир взглянул на меня настороженно.

– Военными действиями мир не посеешь, – сказал он.

– Но и оставлять там людей, готовых к переезду к нам, я не собираюсь. Это их право. Они хотят покинуть территорию своего государства, мы им поможем. Каждый человек должен иметь право на политическое убежище.

– Боюсь, они могут этого не понять и открыть по нам огонь.

– Отправь им побольше видео с моим участием в битве под Нойштадтом.

– Мы слали им. Это часть пропагандистской программы.

– Амир. С моим участием, – повторила я.

Идеальная особь не была частью пропаганды. Ее статус старались держать на уровне легенды. Теперь же я понимала, что она окажется полезной для самых упертых.

– Я сама поеду, – сказала я твердо.

Амир все понял. Но добавил:

– Не хочется начинать их вторую жизнь с побоища.

– Его не будет. К ним приедет военизированный отряд с «Леопардами» и Аяксами, во главе которого будет стоять каннибал из видеофильмов. Они сами отдадут нам людей все из-за того же страха.

Как бы мне ни хотелось спасти всех да поскорее, вселенная давала мне все это порциями. Раньше очередной отказ от соседних баз меня бесил. Сегодня же я к ним привыкла. Человек очень предсказуем, и эта предсказуемость легла в основу нашей пропагандистской программы, над которой трудились ученые и психологи. Шаг за шагом, доза за дозой люди получали от нас информацию и призывы, пока наконец не распахивали ворота, приглашая нас к себе, чтобы увидеть воочию тех, кто продолжает бороться, кто не страшится жить на поверхности, кого природа наделила камуфляжем ради защиты всего человечества.

Четыре базы уже строили свои фильтрующие купола по нашим чертежам, изготавливали линимент, скрывающий их от зараженных. Те, кто был смелее остальных, уже охотились на зараженных и возвращали их из долгого сна. Медленно, но верно паутина нашего противостояния расползалась по территории Европы и за ее пределами.

Хумус оказался прирожденным политиканом. Взращенный приживальческой философией Буддиста, он как никто другой умел нажать на страхи людей. А в целом он остался таким же скрытным и загадочным сержантом Бодхи. Не отвечает на вопросы о Ляжке и Легавом вот уже сорок лет, обещая хранить их тайну до конца жизни.

После битвы под Нойштадтом Ляжка с Легавым взяли Аякс Бодхи – единственное, что осталось от Буддиста и на что Ляжка считала себя имевшей право – и уехали в неизвестном направлении. Больше мы о них не слышали. Ляжка не приняла новое обличие Падальщиков. После произошедшего с Буддистом я не смела ее винить. Ее возвышенное представление о благородстве, о долге шло вразрез с нашими методами достижения цели. Я не знаю, что с ними произошло, где они, живы ли, остались ли в человеческом обличье. Знаю лишь, что всю жизнь Ляжка искала родной дом, тянуло ее на родину отца – в Россию. Знаю, что она связывалась с Хумусом в Крыму, но он, как я уже сказала, хранит ее тайну. Я могла лишь пожелать ей доброго пути.

По последним данным наша коалиция насчитывала почти тридцать тысяч человек, треть из которых составляли возвращенные зараженные. Моя мечта тоже постепенно сбывалась в ответ моей отваге.

Больше всего таких людей, конечно, укрывал Нойштадт. Здесь из двенадцати тысяч жителей почти половина возвращенных. Аахен так вообще их обитель. Там незараженных всего тридцать человек, когда за конвейерами и в лабораториях трудятся уже четыре сотни возвращенных.

Вот и в центре управления я вижу следы моей мечты. Они сидят посреди остальных, чувствуют себя своими, несмотря на изменения во внешности. Время лечит их тела, возвращая вид к человеческому, но Кейн говорит, что вряд ли возможно полное возвращение. Они по-прежнему обладают высоким ростом и вытянутыми конечностями, пусть они уже гораздо менее мускулистые, но в их скелетах все равно чувствуется мощная сила. Мощнее, чем у обычного человека. Их челюсти не могут измениться без вмешательства ортодонтов, которые спиливают клыки и выдирают почти половину из них, чтобы кости челюстей постепенно уменьшались. На это уходят десятилетия.