Гарри Гаррисон - Король и император

Не замеченным теми, на кого он смотрел. Но не его собственными людьми, которые неловко переминались и растерянно переглядывались, видя его молчаливую сосредоточенность.

Он знал, что должен считать своих гостей врагами. И строить планы — если не их убийства, то хотя бы изгнания. Ведь они действительно опасны. Многие поговаривали, хотя не осмелились бы произнести это при нем, что первая обязанность короля — обеспечить себе преемника. Несколько лет назад, в мрачные дни, когда в Англию вторглись сразу и франки Карла Лысого, и норманны Ивара Бескостного, Шеф и Альфред договорились разделить свою удачу и землю, которой им удастся завладеть сообща. Они также решили, что каждый будет наследовать другому, если тот умрет, не оставив потомства, и что наследник одного из них в такой же ситуации будет наследовать обоим. В то время этот договор не выглядел слишком серьезным. Они не знали, доживут ли до следующей зимы, не говоря уже о весне. И Годива ночевала в палатке Шефа, если не в его кровати. Он тогда считал, что, коль скоро они выживут, однажды сами собой вернутся и ее любовь, и его желание.

Он заблуждался. Умри он сейчас — и королевство перейдет к Альфреду. А от Альфреда — к смеющемуся карапузу, которого сейчас несут на руках, к принцу Эдварду. Вице-королям, конечно, будет наплевать на договор монархов. Никаких шансов, что скандинавские конунги Олаф и Гудмунд, да и десятки других правителей, согласятся подчиниться христианским властелинам. Сомнительно даже, что жители Мерсии или Нортумбрии признают над собой власть сакса из Уэссекса. Единый король Севера был еще и единственным в своем роде. Единым королем больше не признали бы никого.

Шаткое положение. Не закончится ли все это Рагнарёком, о котором хотел напомнить отец? Шеф должен обзавестись женой и родить наследника как можно скорее. Так считают все. При дворе блистает множество дочерей ярлов и прочих принцесс Севера, не теряющих надежды на малейший знак внимания со стороны короля. Рагнарёк или не Рагнарёк, но Шеф на это не пойдет. Просто не сможет.

Выйдя из тени, Шеф постарался изобразить радостную улыбку. Но гости разглядели под ней гримасу боли. Альфред сдержался, не бросил взгляд на жену. Он давно знал, что соправитель вовсе не охоч до мальчиков, как шептали некоторые, а влюблен в его жену Годиву. Иногда Альфред жалел, что не может отдать ее Шефу или разделить с ним. Но если он и допускал подобные мысли, то она — нет. По какой-то причине она год от году все сильнее ненавидела друга детства. Ее неприязнь росла вместе с его успехами: возможно, Годива слишком много думала о том, как могла бы сложиться ее судьба.

— Чем ты удивишь нас сегодня? — поинтересовался Альфред, и его смешок прозвучал фальшиво.

Лицо Шефа прояснилось, как бывало всякий раз, когда он мог показать новинку.

— Это телега. Но непростая: на ней могут ездить люди.

— На телегах всегда ездят люди.

— Три мили до рынка и обратно. Ухабы да рытвины мешают ей двигаться быстрее пешего, иначе седоки просто вывалятся. Даже на хорошей каменной дороге, которую недавно замостили мы с тобой, — последние слова были чистой лестью, это отметили все присутствующие, — было бы невыносимой мукой ехать с ветерком. Но не на такой повозке. Смотри. — Шеф похлопал по толстой стойке, которая шла вверх от крепления тележной оси. — Эта стойка упирается в упругую полосу. — Он показал на нее.

— Вроде тех полос, из которых ты мастеришь арбалеты.

— Точно. К полосе приделаны ремни из крепчайшей кожи. А на ремнях висит вот это. — Шеф похлопал по плетеному кузову, заставив его покачаться. — Залезай.

Альфред осторожно забрался внутрь, уселся на одну из двух скамеек. При этом кузов раскачивался, как гамак.

— Леди! — Аккуратно отступив на два шага, чтобы случайно не дотронуться до Годивы, Шеф пригласил ее последовать за мужем.

Она забралась в экипаж, отодвинула сидевшего рядом с отцом Эдварда и тесно прижалась к Альфреду. Шеф тоже сел и пересадил хнычущего ребенка рядом с собой на переднюю скамью. Дал знак расположившемуся впереди кучеру, тот щелкнул кнутом, и повозка стронулась с места.

Когда запряженные в нее четыре лошади разогнались на хорошей дороге до неслыханной скорости, Альфред даже подпрыгнул от неожиданности — сзади раздался ужасающий скрип, превратившийся в бешеный визг, словно резали свинью. Там сидел человек, пунцовый от напряжения, и дул в волынку, при этом умудряясь ухмыляться щербатым ртом.