Михаил Тихонов - Хроники мизантропа 1. Бродяга [СИ]

Лейтенант отказался… Говорю же, настоящий офицер и мужик… Высоту мы удержали, впервые за одну командировку, потеряв пять человек двухсотыми… Пять человек… За один бой… И лейтенант, закрывший собой раненого и приняв на себя очередь из ПКМа… Никакая броня не спасет от винтовочной пули, практически в упор…

Когда стрельба утихла, он еще дышал… Все просил пить… Пробитые легкие, и несколько пуль в животе… Тяжелый… А обещанная колонна опаздывала… И вертушек не было, хотя и вызывали с самого обнаружения банды… Наверное, тогда во мне впервые начала просыпаться озлобленность, но там была война и задумываться некогда…

— О чем думаешь, Игорь… — Затянувшееся молчание, раскалывает голос лейтенанта.

— Обо всем… — Пожимаю плечами.

— Эх, сержант… — На лице Лехи появляется печальная улыбка. — Знаю, что ты думаешь… Все говно, а я хороший, так? — Задает вопрос, будто прочитав мои мысли.

В ответ лишь пожимаю плечами. Ну чего спорить с плодом своего собственного воображения? Мертвые не возвращаются… Точнее не так, души мертвых не возвращаются. Все время приходится оглядываться на реалии мира, в который меня занесло, после смерти… Хи-хи… Пародокс, размышляю тут о душах и призраках, а сам то кто? Вообще-то, меня тоже, немного того… Убили.

Ладно, по хрен… Чего там мне лейтенант вещает?

— Эх, Игорь… И давно ты стал таким поборником справедливости, а? — Слегка прищурившись, от чего его взгляд сразу потяжелел, обдав непривычным холодом. — Все вокруг такие вот негодяи, обижают слабых, жируют на чужих костях, пинают бедного сержанта… — Слова впиваются в мозг, закручиваясь, как саморезы в фанеру. — Ай-яй-яй… Как нехорошо-то… Ты такой весь белый и пушистый, а к тебе не по справедливости.

В общем-то, он прав… Просто молчу и слушаю.

— Ненавидишь всех… Убиваешь без разбора. — Все, что сейчас говорит мне лейтенант, правда. Та правда, которая заставляет морщиться. — Озлобленный убийца, помешавшийся на справедливости. Что заставило тебя сжечь тот дом? Что? Два тела подростков? А были ли они? Или это наваждение? А может память? — Голос призрака крепчает, обвиняя… — Тебе вдруг стало жаль их? Жаль свою убитую жену? Жаль самого себя?

Мне хотелось заткнуть уши, закрыть глаза и не слышать этого, но слова продолжали звучать.

— А ты не думал, что заслужил все это? В тебе вдруг проснулась жалость? — лейтенант продолжал говорить, а мое тело начинает сковывать холод. Тот холод, который не уйдет под палящими лучами солнца и не сбежит от пламени костра. Могильный… — А помнишь селение?

— Какое? — Охрипшим голосом спрашиваю, но уже знаю ответ.

Горное селение, не обозначенное ни на одной карте. Вся их вина заключалась лишь в том, что мужчины селения были боевиками. Из того самого отряда, атаковавшего группу на злосчастной высоте…

— Вспомнил… — Резюмирует лейтенант.

— Вспомнил… — короткое слова, обрушившее плотину воспоминаний.

Запах гари… Чадящие угли догорающих домов и разорванные тела жителей… В основном женщин и детей… Удар РСЗО страшен… Я тогда командовал группой, пока не прислали смену для лейтенанта. И координаты артиллеристам передавал тоже я…

— За что ты их? — лейтенант, снова задает вопрос.

— Месть. — Да, это была месть. Месть за то, что отцы и мужья погибших под залпами ракет, выбрали неправильную сторону конфликта.

— Месть… Вся твоя жизнь — месть. Не тем… — Вымучив улыбку, лейтенант исчез, а по ушам ударил раскат грома…

Холодные капли дождя, упавшие на лицо, заставляют меня дернуться… Сон… Это всего лишь сон… Небо потемнело, затянутое грозовыми тучами. Где-то вдали сверкают молнии, отдающие гулкими раскатами грома, разбудившего меня… Поднявшись на ноги, подбираю свою хламиду и накидываю на себя. Какая-никакая, а дополнительная защита от падающей с неба воды…

К чему был этот сон? Что не успел сказать призрак? Я и так знал ответ… дети не отвечают за грехи родителей. То сожженное селение… Чувство вины, за тот поступок… Именно оно грызло меня всю мою жизнь после возвращения на гражданку. Да… Я не стрелял. Лишь передал не те координаты… Но это именно я их убил. И наблюдал со злорадством, на то, как в пламени взрывов мечутся фигуры…

За все приходится платить… Я ненавижу не столько других, сколько себя. За тот поступок… Где-то в глубине души чувствую — смерть Ирины, это плата за тех женщин и детей. Жестокая, но… Но я ее заслужил…

А еще… Я трус… До дрожи в коленках боюсь смерти. Что тогда, идя на кладбище в засаду, что сегодня, когда дрался с тварями, принимиющими облик детей… Не знаю, что случилось со мной после выстрела снайпера, но сегодня все можно было прекратить… Просто сдастся… Не сопротивляться… И все было бы кончено…