Джо Аберкромби - Море Осколков - Полкороля. Полмира. Полвойны

Девушки могли поспорить, но Ярви счел, что сейчас молодой боец как никогда хорош собой.

И, сверкнув глазами, оглядел воинов тем взглядом, которым его мать смотрела на не угодившего ей раба. — Один в мою пользу. — И он перешагнул валяющийся меч Кеймдаля и гордо вышел с площадки, специально выбрав дорогу так, чтобы наставник Хуннан зашаркал, убираясь с пути.

— Неблагородно и мелочно, о государь, — сказал дядя Одем, подстраивая шаг. — Но не сказать, что не смешно.

— Рад был доставить повод для смеха, — буркнул Ярви.

— Более того, повод для гордости.

Ярви покосился на дядю, и тот посмотрел в ответ — спокойно и ровно. Он всегда такой спокойный и ровный, словно поле под свежим снегом.

— О славных победах слагают отличные песни, Ярви, но и бесславные победы не хуже, коль над ними чуток поработают барды. А вот славные поражения — поражения и только.

— На поле боя не бывает правил, — сказал Ярви, вспоминая, как слышал от отца нечто подобное — когда тому, пьяному, надоедало орать на собак.

— Вот именно. — Одем опустил на плечо Ярви сильную ладонь, и Ярви подумалось: какой счастливой могла бы стать его жизнь, будь его отцом дядя Одем. — У короля есть один долг — побеждать. Остальное — пыль.

— …Матерь Солнце и Отче Месяц, осияйте лучами злата и серебра союз Ярви, сына Лайтлин, с Исриун, дщерью Одема…

Статуи шести Высоких богов безжалостно взирали с высоты гранатовыми глазами. Над ними, в нишах вкруг купола сияли янтарные изваяния богов малых. Все они оценили Ярви по достоинству и наверняка признали столь же скверным выбором, каким себя считал и он сам.

Он подвернул высохшую кисть и попытался засунуть ее в рукав. Всяк в Зале Богов отлично знал, что у него там — на конце левой руки. Вернее, чего там не было.

И все равно он старался это скрывать.

— Матерь Море и Отче Твердь, даруйте им доброй погоды и доброго оружия…

В середине зала, на помосте, стоял Черный престол. Пережиток эльфийских времен, со дней до Сокрушения Божия — откованный в неизвестном горниле из цельного слитка черного металла, невероятно изящный и невероятно крепкий — и несчетные годы не оставили на нем ни единой царапины.

Сиденье королей, между богами и людьми. Куда уж — слишком высокое для того, чтобы на него сел такой червяк, как Ярви. Даже смотреть на него и то казалось недостойным.

Он-то готовился стать служителем. Отказаться, без долгих дум, иметь жену и детей. Поцеловать по завершении испытания праматерь Вексен в старческую щеку — таков, как он надеялся, будет предел его успеха у дам. А теперь ему суждено разделить свою жизнь, какая та ни есть, с едва знакомой девушкой.

Ладонь Исриун ткнулась как неживая, руки обоих замотали священной тканью в кургузый сверток. Они схватились друг за друга — связаны одной лентой, прижаты бок о бок родительской волей, скованы воедино высшим благом Гетланда — и все равно меж ними раскинулась непреодолимая пропасть.

— О, Тот, Кто Взращивает Семя, даруй им здравый приплод…

Ярви знал, о чем думают гости. Даруй не увечный приплод. Не однорукий приплод. Он мельком глянул на девушку — маленькую, хрупкую, белокурую — ту, кому полагалось стать женой его брата. Ей страшно и немного нехорошо. А кому было б легче на выданье силком за полмужчины?

Все это — лучшее из худшего. Всеми оплаканный праздник. Согласие по несчастью.

— О, Та, Кто Крепит Замки, храни и сберегай их очаг…

Наслаждался один Брюньольф Молитвопряд. Он уже раз выткал неохватно громоздкое святое благопожелание для Исриун, на помолвке с братом, а сейчас — пусть не к ее, но к своему большому восторгу — заполучил вторую попытку. Голос его бубнил, заклиная и Высоких, и Малых богов одарить их поля плодородием, наделить их рабов покорностью — так что призыв воздать их кишкам бесперебойность не удивил бы никого из собравшихся. Ярви сник под отцовской меховой накидкой, заранее ужасаясь грядущим размахом благословений Брюньольфа — на самой свадьбе.

— О, Та, За Кувшином, пролей благополучие на королевскую чету сию, на породивших их и на подданных их, и надо всей землею Гетской.

Прядильщик молитв отступил назад, довольный собой, словно молодой отец. Его подбородок скрылся, утонув в жировых складках.

— Я ненадолго, — сказала мать Гундринг, едва не подмигнув Ярви. Он издал сдавленный смешок, но тут наткнулся на материнский взгляд — ледяной, как зимнее море, — и другой смешок подавлять не потребовалось.