Павел Корнев - Резонанс [СИ]

Сослуживец охнул и отвалился от меня, скорчился в позе эмбриона, засучил ногами. Я даже встать не попытался, вместо этого, упираясь в землю подошвами, отполз стене склада, где и принялся судорожно разминать и растирать передавленную шею. Хрипло выдохнул, сипло вдохнул и едва не потерял сознание от острой боли в гортани.

И тут Казимир бросил корчиться, приподнялся на локте и уставился на меня круглыми от изумления и бешенства глазами.

Да что за дьявольщина?! Пусть половину энергии и погасила сопротивляемость, но такими ударами доски в щепки разбивал! Да как так-то?!

На оперирование сверхэнергией я сейчас был попросту неспособен и зашарил взглядом в поисках заточки, а Казимир выхаркнул:

— Сука! — И следом из его рта плеснуло чёрным. Кровью.

Я попытался подняться, но сумел только сесть, тогда-то и углядел заточку — в руке Казимира. Тот упёрся пустой ладонью в забрызганную кровью землю и рывком встал. Шагнул ко мне, попытался что-то сказать и покачнулся, рухнул, словно подрубленное дерево, а головой шибанулся так, что аж стук по переулку разлетелся.

Тут уж я переборол оторопь, на четвереньках перебрался к поверженному противнику и разжал его стискивавшие рукоять заточки пальцы. Завладел оружием и почувствовал себя куда уверенней прежнего, а следом какое-то наитие заставило дотронуться до шеи Казимира.

Пошарил, прижимая подушечки пальцев тут и там, только всё без толку — пульс не прощупывался. Тупой ублюдок был мёртв.

Вот же гад! Втравил меня в неприятности!

Я отодвинулся от сослуживца, вновь уселся на задницу, откинулся спиной на стену. В голове продолжало шуметь, а каждый вдох давался с трудом и отзывался болью в передавленной трахее, но как-то заставил себя сосредоточиться, начал осмысливать произошедшее. Точнее — осмыслить попытался.

И что теперь делать? Вот что, а?

Стоит только сообщить об инциденте, и завертится такая карусель, что небо с овчинку покажется. А раз так — нужно ли следовать правилам? Если не наделаю глупостей, никто и никогда не выяснит обстоятельств случившегося. Ведь так?

«Потрудись не оставлять следов», — сказал капитан Городец. Он не сказал: «немедленно доложи о случившемся», — совет был предельно конкретным и однозначным; от меня требовалось не наследить. Просто не наследить и ничего сверх этого.

Чем не руководство к действию?

Пусть даже Федя и Боря знали о планах этого урода — ничуть не удивлюсь, если именно они выследили меня и рассказали о самоволке Казимиру, — эти хитрованы будут держать язык за зубами. Просто побоятся пойти по столь паскудному делу хотя бы даже просто свидетелями — так и соучастниками или подстрекателями оказаться недолго. А капитан Городец обещал не топить.

Это ведь точно не шутка была. Такими вещами не шутят.

Не шутят, ведь так, да?

Я титаническим усилием воли задавил истеричный всхлип, отыскал сбитую с головы панаму и попятился, попятился, попятился от Казимира, убеждая себя самого в том, что поступаю правильно.

Следствие точно придёт к выводу, что курсант ушёл в самоволку и нарвался на неприятности, ну а я расположения части не покидал. И значит — руки в ноги и бежать!

Ходу!

Что чувствовал, когда оставлял валяться в переулке безжизненное тело самолично отправленного на тот свет человека? Да ничего особенного. Запас переживаний на этот счёт в прошлый раз израсходовал до донышка, теперь надеялся лишь, что обойдётся без чудесных воскрешений. Умер, так умер. Туда этому выродку и дорога.

Ну а мне теперь на Кордон — поближе к Эпицентру, подальше от проблем.

Чёрт, какая только ерунда в голову после сотрясения мозга не лезет…