Даниил Куликов - Бастард

— Просто не знал, — пожал я плечами.

— Жаль.

— Угу. Но похоже он знал, что происходит, и что тот творит. Или понял это.

— Рассказал?

— Нет, не успел. Сказал только, что у него есть второй дневник. Возможно, успел написать там.

Мы так и сидели до того момента пока не забрали тело, после чего направились в место где бывший студент мог хранить какие-то записи — съёмную квартиру, где он проживал.

Дневник не пришлось искать долго — он обнаружился в запертом ящике письменного стола прикрытый стопкой тетрадей и альбомов. Такое себе укрытие, но тем лучше для нас — иначе мы бы просто его не нашли. Переглянувшись мы достали сею книжицу.

— Ничего не понимаю — почерк… Оставляет желать лучшего, — перелитснул пару страниц Сергей.

— Дай мне, — я протянул ладонь.

Мой товарищ охотно протянул мне тетрадь.

— Сегодня сеньор Антонио рассказывал нам о тех заблуждениях, которые чаще всего преследуют людей, — вслух прочитал я.

— Как ты понимаешь это? — покачал головой Сергей.

— Моя бабушка работала врачом — у неё был не почерк, а сплошные волны.

— Натренировался в детстве значит, — кивнул Сергей. — Давай, что он там пишет… Писал.

Я углубился в чтение дневника, расшифровывая почерк.

Сеньор Антонио один из величайших гениев современного мира и мира который был раньше — упоминания о нем есть в Германии, Италии, Португалии и Франции. Бестолковые и невежественные людишки даже не представляли с каким человеком беседуют, и как им повезло! Искуство которое творили скульпторы и живописцы лишь мелочь! Сеньор Леруш одинаково хорошо разбирается и в искусстве, и в медицине, и в других науках. Но больше всего поражают его познания в магии. Никто и никогда не говорил таких вещей, которые говорит он.

Ну с этим все понятно — обычное восхищение фанатика. Дальше шло ещё несколько таких страниц восхвалений и восхищений. Антонио сильно постарался запудривая мозги наивым юношам и девушкам умело преподнося себя то как светило науки, то как некоего хранителя тайных знаний. Сектанты вообще большие мастера вешать лапшу на уши.

Далее шел просто кусок текста, который Михаил Пятов писал от лица самого итальянца, этакая автобиография.

Лондон. Что находят в этом городе, почему все им восхищаются, и что-то приписываю ему? Мокрый, грязный, и неприятный город. Туман, сырость и слякоть. Тело буквально не желает находиться в таком городке. Самое отвратительное — когда льет дождь. Именно в такие моменты я скучаю по своему жаркому солнцу, которое заставляет радоваться и рассудок и тело. Увы, я здесь только потому, что мне нужно будет кое-что сделать. Раз в пятнадцать-двадцать лет мне необходимо сделать некоторый ритуал… С годами он уже не вызывает сложностей и воспринимается мной как рутина. Теоретически можно выполнять его даже через тридцать или сорок лет, но я все равно предпочитаю делать его загодя. В конце концов я должен выполнять его не менее, чем раз в сорок лет… Скоро, уже скоро, я закончу его и мне придется покинуть эту страну. Каждый раз мне приходится менять страну… Как же это бесит!

— Ого, значит наш итальянец делает что-то недозволительное в каждой стране, — хмыкнул Сергей.

— Меня больше беспокоит тот период, который он назвал. Сколько ему должно быть лет?

— Не бери в голову — фанатики любят лгать. — Там написано дальше, что он такого делал?

Я перелистнул страницу.

— Нет, остальные страницы просто вырваны… Вот, даже следы есть.

Сергей только нахмурился.

— Выглядит так, словно кто-то очень не хотел, чтобы стало известно, что он собирался делать.

Из этой оккультной дряни и дневников следовало одно — итальянец раз за разом повторяет какой-то ритуал, для которого ему нужна жертва. И каждый раз после этого ритуала исчезает, меняя страну. Судя по тому, что он ещё жив — он ни разу не попался или не был замечен. Исключение составила моя родная страна. Что же пошло не так? Может быть тот самый факт, который заставил его бежать из страны много лет назад? Тогда зачем он вернулся? Тут есть что-то, что тянет его назад.

Зазвонил телефон. Номер был незнакомым. Кто бы это мог быть? Точно не банки и не рекламные агенты — мой номер эти люди просто не могли знать. Я нахмурился и взял трубку.

— Да?

— Здравствуй Костя, это Вероника.

Какая именно? Ярыгина — моя мать, или моя двоюродная сестра?

— Прошу прощения, не могли бы вы уточнить какая именно?

— Дочь Натальи Павловны, — терпеливо уточнила моя сестра.