Валерий Гуминский - Вик Разрушитель [СИ]

– Воздух колышется, – Добр неуверенно отмерил пять шагов от вывалов земли. – Вот здесь. Вокруг меня теперь крутится.

– Ага, сынок, – заторопился Мамон, подтаскивая к нему небольшой булыжник. – Отходи. Здесь будем копать. Чуток промахнулся Геванча. И это…

Отец замялся и помрачнел лицом.

– Когда найдем Источник, будь готов. Я с тобой Ряху оставлю. Шалаши ставьте. Скоро стемнеет, а нам копать и копать. Понял?

– Неладное задумал? – насторожился Добр.

– Говорено уже, – отрезал отец. – Али хочешь, чтобы служилые весточку на Русь подали? И ради чего тогда мы жилы рвали, людей хоронили? Не, сына, найдем Источник – я никому его не отдам. Ты только подумай, что он нам даст! Силу, богатство, Дар чародейства! Останемся тут – всех вот здесь держать будем!

Мамон сейчас был похож на безумца с косматой бородой, торчащей во все стороны. Глаза его полыхали нешуточной яростью, а сжатые в кулак пальцы хрустнули суставами.

– Наша земля будет! С родом Мамонов другие князья считаться начнут! А ведь у тебя, сына, толика Дара появилась! Ты же видишь Источник! Признал он тебя, признал!

Мамон схватил Добра за грудки, отчего кафтан жалобно затрещал, грозясь порваться на клочки.

– Даже не вздумай поперек моей воли становиться! – забрызгал он слюной. – Сам же потом благодарить будешь! Иди отсюда и не вздумай вмешиваться!

К удивлению Добра, отец схватил лопату и тяжело размахнувшись, вогнал ее в еще нетронутый дерн возле отмеченного булыжником места. Один за другим стали подтягиваться остальные, присоединяясь к Мамону.

Ощущение надвигающейся беды не оставляло Добра весь оставшийся день. Он машинально рубил жерди для шалашей и лапник, вполголоса слушал бормотание Ряхи, помогавшего ему. И когда послышались радостные вопли со стороны раскопа, понял, что развязка близка.

Небесный камень глубокого черного цвета лежал на глубине четырех аршинов в слежавшейся ледяной почве, и вытащить его оттуда не представлялось возможным. Предлагалось развести большой костер и растопить лед, а уже потом, обвязав веревками, вытянуть на поверхность.

Мамон обругал особо рьяных.

– Не позволю Источник поганить костром! – рявкнул он. – Здесь будем строиться и жить! Геванча, передашь своим шаманам, что я покупаю эту землю!

Старик-эвенк только прикрыл глаза. Свое дело он сделал и собирался теперь домой, аккуратно перекладывая в мешке свои вещи: курительную трубку, кресало, какие-то шкурки, медный котелок с кружкой, закопченную статуэтку из корня дерева в виде фигурки, раскинувшей руки в стороны. Казалось бы, обычная поделка… Но от нее несло какой-то непонятной тоской и жутью. Добр чувствовал, как страх заползает в его сердце от вида шаманской статуэтки.

– Я ухожу, – сказал Геванча. – Твои слова передам шаманам, Мамон. Но никто не отдаст тебе эти земли. Ты бери небесный камень и уходи. Иначе война будет, горе будет.

С этими словами эвенк исчез в зарослях ельника.

– Выкуси, – Мамон показал ему в спину кукиш. – Да в камне пудов двадцать будет. Как его унесешь?

– Он такой большой? – Ряха закончил укладывать последний лапник на крышу шалаша.

– Побольше твоей башки будет, – ухмыльнулся Пискун. – Сбегай, посмотри.

– Ладно, ужинаем – и спать, – приказал Мамон. – С утра попробуем еще окопать и дернуть. Если не получится, начнем дома рубить. Зимовать здесь будем.

А ночью Добра кто-то бесцеремонно подергал за ногу. Открыв глаза, он осторожно снял с груди руку спящей Рады, укрыл ее одеялом получше, а сам выполз из шалаша. Столкнулся с отцом.

– Пошли, – шепнул Мамон. – Надо дело закончить, пока Рада спит.

– Что задумал, батька?

– Нож у тебя? – холодок от вопроса пополз по спине Добра.

– Со мной.

– Тихо шагай!

Они остановились возле шалаша, где спали служилые. Глаза уже привыкли к темноте, да слабые отблески костра высвечивали темные фигуры людей, стоявших неподалеку.

– Готовы? – прошептал Мамон. – Значит, все делаем быстро! Один садится в ноги, другой режет, чтобы не дергался! Гудим с Мокроусом, Ряха с Кручиной. Сын, будешь помогать. Ну, пошли, что ли!

Все одновременно схватились за свои охранные амулеты и что-то прошептали. Ряха размашисто перекрестился.

Дальше все происходило как во сне. Служилые спали крепко, сморенные тяжелой работой, и не составило большого труда тихо залезть в шалаш, распределить цели и сделать грязную работу. Добр, сидя в ногах Пискуна, с брезгливостью ощущал, как дергается тело человека, с которым он прошел от Мангазеи до этого Источника. Несколько ударов сердца – и все было закончено.