Виктор Крыс - Механикус практикус [СИ]

Минуты складывались в часы, но я не сдавался, тело меня не слушалось, даже глаза не открывались, тьма все хотела меня утащить в небытие, но я сражался с ней оставаясь в сознании, я просто не мог сдаться. Ведь сил мне придавал тихий плач самого дорого мне человека на свете.

Пересохшие губы чувствовали трубки во рту, двигать губами было невероятно сложно.

− Мама, — тихо прошептал я, не надеясь, что меня услышат, но звук разбившего стакана говорил об обратном.

− Сынок? — полуобморочным голосом проговорила женщина, не веря в то, что происходит. — Сынок, скажи еще что-нибудь. Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь!

− Мама. — Вновь с трудом проговорил я, слыша как ко мне несется женщина, снося все на своем пути.

− Живой, — прокричала мне в ухо женщина, приобняла меня и вновь заплакала на моей груди. — Живой!

Шум мыслей в голове сводил с ума, мысли приходили одна страшнее другой, а с балкона открывался дивный вид на двор, вдали была видна мощная река, что спокойно текла куда-то в неизведанную даль. Свежесть вечера унесла дневной зной, а руки все крепче и крепче сжимали оконную раму. Один рывок вперед, небольшой полет и все будет кончено. Не будет этой боли в груди, не будет страданий и в один момент все будет кончено. А все эти сны про другой мир, про сестру, все это ложь, нет ничего, или, может быть, так я затронул надежду в своей душе? Ведь окончив эту жизнь я вернусь к ней. Вернусь к Тере, что и не подозревает о моей тоске и тихо сопя носиком спит на своей кроватке. Я здесь уже месяц, и нет даже голоса в голове, как будто я тут и родился, помню от и до, а вот мои воспоминания как Джонни словно в тумане. Не было никакого Джонни, есть только я, а остальное лишь иллюзия во время комы.

— Шестнадцатый этаж, — произнес я хриплым голосом смотря на ржавый бордюр под окнами, на который, если постараться, я упаду и во второй раз в своей жизни сломаю позвоночник. — А если я опять выживу? Даже жопу вытирать себе не смогу? Такого позора я не вынесу и в загробном мире!

Страх сковал мою душу, я хотел умереть, я был в отчаянии, я ни на что не способный овощ, придурок, что страдает и из-за которого страдают самые дорогие мне люди. Без меня им будет легче, они будут счастливее, когда меня не станет. Вдруг позади меня послышалась тихая вибрация смартфона. И мне стало стыдно, я позабыл, что не один сражался за жизнь и что сейчас я не один страдаю, кроме меня была та, что вложила в меня все, что у неё было, все деньги, всю любовь и даже свою красоту. И сейчас где-то на овощной базе в третью смену она сражается за меня, что бы было что покушать у нас вечером. Но главное чтобы покушал я, ведь то, что я живой это единственное что не дает ей сгореть от горя, именно это придает ей силы.

— Мама, — грустно, виновато улыбнулся я, оглянувшись с балкона в комнату, где в зеркале шкафа отображался новый я. — Сейчас мама, я скоро, я быстро.

Мои хилые руки коснулись ненавистных потрёпанных колес, и с натяжкой я тронулся на своей старенькой, местами ржавой коляске вперед, смотря при этом в зеркало и слыша вибрацию телефона где-то вдали. Семнадцатилетний, худой парень в инвалидном кресле, с серыми волосами, с трудом вкатился в комнату, именно так отразило беспристрастное холодное зеркало мое новое «Я» в физическом мире. А ведь совсем недавно я получил высшие балы по экзаменам и на празднике по случаю окончания сложных экзаменов, в ночи, бродил с классом в белыхтапках. Прыгал на велосипеде и самокат уважал, выбирал институт, радовался беззаботной и счастливой жизни, но теперь я на колесах, ведь в ту ночь моя прошлая жизнь была сломана. Пьяные детишки на крузаке сломали мою жизнь в ночь, когда я возвращался от девушки, еще чувствуя вкус её губ. Идя в наушниках по «зебре» и витая в облаках я не сразу понял, как очутился на капоте. Мне никогда не забыть перекошенных лиц ничего не соображающих затупков обожравшихся вкусняшек нарконяшек. Я видел их лица сквозь лобовое стекло в момент удара и пусть это длилось всего мгновение, но я запомню это на всю жизнь. После крузак снес половину остановки, уничтожил две легковушки и срубил дерево на обочине, и все это время я был на капоте, а вокруг меня бесновалась смерть, как итог пятеро погибших, а выживших лишь двое, я и тот, кто был за рулем. Через два дня он сам застрелился, и теперь моя очередь либо умереть от старости, либо самому наложить на себя руки от отчаяния.

— Это не мама, — удивленно проговорил я, смотря на незнакомый номер, высвеченный на экране, и отвечая на вызов удивленно спросил. — Да, я вас слушаю.