Виктор Гутеев - Тим

Тим не шевелился, он просто молча стоял и смотрел на винтовку.

— Взял, я сказал.

Шлепок ладонью в ухо едва не сбил с ног. Морщась от звона, потянул руки к оружию.

— Это прицел, — встав за спиной, инструктировал сержант, — смотришь в визор, наводишь метку и жмёшь вот сюда. Стреляешь сперва в колено, в другое, потом в живот и голову. Давай, грязь, делай, чистым на тот свет я тебя не отпущу.

Совместив метку целеуказателя с коленом жертвы, Тим резко переместил ствол и выстрелил пленнику в голову.

Время застыло. Целую бесконечность он смотрел, как кровавые ошмётки медленно разлетаются по палубе. Тим знал, что облегчил участь пленника, такое пришлось видеть и на Вироне, но только тогда добивал не сам.

Перед глазами стояли полные то ли благодарности, то ли проклятия глаза первого убитого им человека. Всё и так было очень плохо, но убив, Тим ощутил себя настолько мерзко, что жить уже совсем не хотелось. Выронив винтовку, рухнул на колени. Желудок заходил ходуном, на заляпанную кровью и белоснежными осколками черепа палубу извергся поток желудочного сока.

— Фу, мразь, — выругался сержант, — встал.

Вскоре Тим стоял на месте убитого им пленника. Смотрел перед собой, а мимо неслись искры запаянной в энергетическую оболочку взрывной начинки.

Они развлекались. Тима заставили приложить руки к голове и развести ладони. Он чувствовал колебания воздуха, когда стреляли между ладонями. Стреляли впритирку с головой, телом и ногами.

Глядя на бесноватую толпу убийц, Тим покорно стоял, скованный охватившим вдруг равнодушием. Время тянулось. Рядом хлопнуло, щёку оросили тёплые брызги, и второй пленник беззвучно осел на палубу. Зная, что настал его час, Тим принял смерть как избавление.

Финальную часть казни остановил Марин. Залетев в трюм он, водя по сторонам злющим взглядом, громко выговаривал и сержанту, и всем остальным. Затем под молчаливыми взглядами профессиональных убийц, подталкивая Тима в спину, вывел его из трюма.

***

— У тебя ноготь оторван, на коже болтается, что делать?

— Рви, — едва слышно выдохнул Тим.

Как добрался до узилища, помнил смутно, как Марин принёс тряпьё, вонючую мазь и приказал детям обработать раны, не помнил вовсе. Младшие, с ужасом посматривая на Тима, плакали, тринадцатилетний Волис робко делал попытки наложить повязки. Из всей малолетней команды опыт знакомства с ранениями был только у Тима, и, хоть раны от клыков и когтей мало походили на его болячки, пришлось самому руководить действиями Волиса.

На первый, едва ощутимый толчок, никто не обратил внимания. Когда корабль тряхнуло ещё раз и на секунду погас свет, все принялись озираться.

Грохот где-то выше и в стороне. Протяжный, ударивший по ушам стон раздираемого металла и выбивший Тима с койки удар прошли одновременно. Послышались хлопки аварийных переборок, система оповещения покатила по палубам крейсера сигнал тревоги.

Едва не выломав дверь, в узилище влетел Марин. Растрёпанный, с ошалевшими глазами,он заорал так, что вздрогнули стены.

Двадцать метров тоннеля осилил исключительно на упрямстве. Действие впрыснутого Мариным транквилизатора слабело, с каждой минутой Тим чувствовал себя хуже.

Снизу вот уже несколько минут летели проклятия Марина. Трос с прицепленной начинкой боеприпаса ходил из стороны в сторону, сигнализируя, что пора браться за лебёдку.

Пристроившись на узкой, подвесной рейке, Тим даже не думал этого делать. Борясь с дурнотой и болью, слушая угрозы, он равнодушно думал, что оставил кормовую батарею без главного калибра.

Страха больше не было. Тим наглядно убедился, что жизнь ему не оставят, и решил последние минуты жизни быть свободным. Чувствуя вибрацию залпов и дрожь металла от попаданий, он желал одного. Пережить хоть кого-нибудь из встреченных на этом проклятом корабле.

Марин рвал и метал. Протиснувшись до сгиба, принялся орать в вертикальную часть элеватора. Грозил всеми небесными карами. Кривя разбитые губы, Тим выдернул шток, крепящий увесистую лебёдку. Трос привязал, а шток и лебёдку сбросил вниз.

***

Как потерял сознание, даже не заметил. Открыв глаза, понял, что прошло достаточно времени. Сломанный нос не дышал, но и так было видно, что элеватор наполняется дымом. В тусклом свете примагниченного к стыку светильника рассмотрел жидкие дымные дорожки.

Периодически стены шахты вздрагивали, но залпы и попадания здесь были ни при чём. Далёкие хлопки и глухие удары больше походили на шум внутри корабля. Даже сквозь звон в голове отточенный слух охотника сортировал малейшие звуки.