А чуть позже появился какой-то толстый мужик, подпоясанный трехцветным шарфом, на голове которого красовалось приплюснутое подобие цилиндра, а на шее висела цепь, толщиной с запястье. Странного толстяка сопровождало еще пятеро не менее колоритных личностей, вышагивающих с важностью перекормленных павлинов. Хорошо еще, что о их приближении заранее предупредил Змей, который, поев, ушел на «фишку», а то бы мы нехило переполошились. А все потому, что за странной пятеркой двигалась толпа, человек в сто, запрудившая всю улицу. Но Козырев четко доложил: дескать, идущие по улице — гражданские, с большим количеством женщин и детей, и, судя по всему эти люди, вовсе не воевать намылились.
Змей оказался прав — воевать никто не собирался. Толстяк и его расфуфыренная свита оказались мэром с советниками, а все остальные — просто жителями Линсона, прознавшими, что в их городе появились русские военные. Видно, мэр еще сам толком не знал, под чьей юрисдикцией останется их большая деревня, вот и поспешили отметиться хоть у каких-то возможных представителей новой власти.
Ну да, мобильный патруль союзников через Линсон проскочил не останавливаясь, а тут мэру доложили, что русские не только приехали, но даже вышли из машины, после чего он и поспешил «наводить мосты». Отмазаться от общения у меня не получилось и беседа вылилась в стихийный митинг, на котором переводчиком выступал Аристарх Викторович. Хорошо хоть, я за последнее время наблатыкался говорить перед достаточно большими скоплениями народа и поэтому, не ударив в грязь лицом, смог толкнуть не только более-менее связную, а еще и красивую речугу. А когда после моего заключительного: «Вив ля Рюси, вив ля Франс!», толпа восторженно взревела, слово опять взял толстяк. Правда поняв, что мы не собираемся брать власть в городе, мэр несколько потускнел, но в ответной речи не подкачал и выразил огромную благодарность как союзникам в целом, так и доблестной Советской армии в частности. Он разглагольствовал минут десять и закончил выступление приглашением на праздничный обед в нашу честь.
Услышав про обед, Пучков настолько взволновался, что мне пришлось, не переставая улыбаться, краешком губ прошептать:
— Гек, угомонись! Тебе что — лавры Паниковского покоя не дают? Ты учти — он плохо кончил!
— А в чем проблема? Мы ведь себя не выдаем за участников автопробега и потчевать нас собрались именно как героических солдат-освободителей! А мы они и есть!
— Угу — аз есмь царь… Проблема не в жратве, а во времени, которого у нас нет. Сам прикинь, сколько мы тут его уже потеряли…
И после этих слов, подняв руки и привлекая к себе всеобщее внимание, попросил Аристарха Викторовича:
— Поблагодарите французов от нашего имени, но скажите, что мы не можем больше задерживаться. Дела службы зовут. В общем — всем спасибо, все свободны!
После чего, отрядив Макса и Змея помогать таскать вещи, мы, моментально окруженные толпой, стали отвечать на рукопожатия, объятия, а иногда даже и поцелуи (исключительно особ женского пола), получаемые от радостных жителей и жительниц городка.
А когда все чада и домочадцы Кравцова загрузились в автобус, я, усевшись рядом со сменившим меня за рулем Шарафутдиновым, не переставая улыбаться и махать рукой не желающим расходиться французам, скомандовал:
— Вперед!
И наша колонна, медленно раздвигая народ, направилась к выезду из Линсона.
Ласковое осеннее солнце хоть и клонилось к закату, но было совершенно по-летнему тепло. А вокруг наших катящих по проселку машин расстилался обыкновенный французский пейзаж. Слева канал, берега которого поросли мелкими кустиками, справа луга, окаймленные лесом, теряющимся в дымке. А сама дорога, изгибаясь, уходила вдаль, через пологие холмы. В общем хоть картины рисуй! Эх, жалко я не художник! Сейчас бы стоял с мольбертом, в берете и толстовке да размешивал краски, подбирая палитру, чтобы передать все эти восхитительные цвета…
Ду-ду-ду-ду-ду. Чах-чах-чах-чах-чах. Твою дивизию! Да что же это такое?! Только подумаешь про картины, как обязательно какая-нибудь сволочь все возвышенное состояние души так и норовит испоганить! Марат тоже услышал этот звук, поэтому ударил по тормозам и через пару секунд уверенно сказал:
— Там, за холмами, MG [43] Mashinen-Gehver — единый пулемет вермахта калибра 7,92 мм.
работает. И еще что-то. Только не пойму что. Я чертыхнулся.
— Вот только этого нам для полного счастья и не хватало! А ведь как хорошо ехали!
Читать дальше