Владислав Конюшевский - Попытка возврата [Попытка возврата. Всё зависит от нас. По эту сторону фронта. Основная миссия]

А дело было так. Возвращаясь из штаба армии, мой водитель Витька Пальцев умудрился пробить колесо, и пока он, ругаясь, менял баллон, я стоял рядом и разглядывал беженцев, которые жидкой цепочкой двигались по дороге. Мужиков среди них, как обычно, было очень мало, в основном дети и бабы, которые перли свой скарб либо на себе, либо в тележках или колясках. Иногда кто-то из них сворачивал к кустам на обочине, при этом не выпуская из рук баулы с барахлом. Ну оно и понятно — биотуалетов вдоль пути их следования не было предусмотрено, поэтому гражданские гадили, просто сойдя с дороги. Кто ближе, кто дальше — в зависимости от стеснительности.

В общем, стоял я минут пять, а потом из-за поворота послышались какие-то крики. Орала, судя по голосу, девчонка. А буквально через пару секунд резко замолчала, как будто ее выключили. Вот это мне совсем не понравилось — драки среди беженцев, конечно, бывают, но чтобы вот так быстро заткнуть горлопанку, ее надо физически вырубить. Да и голос доносился не от дороги, а несколько левее. Получается, не драка это… Достав пистолет, я кивнул ребятам в «УльЗиСе и», оставив одного бойца с Витькой, легкой трусцой побежал с остальными в сторону, откуда только что слышались вопли. Сержант Бондарев, из охраны, на бегу предположил:

— Похоже, опять грабят…

— Похоже… значит так — двое дуют к рощице и отрезают путь в горы, еще двое вон туда, — я махнул рукой, — к мостику. А там посмотрим, кто орал и зачем…

Сержант кивнул и, отдав распоряжения, снова повернулся ко мне:

— Товарищ командир, может, вы к машинам вернетесь, а фрицев мы сами словим?

— Угу, сейчас… Держись рядом и не болтай!

В этот момент, проскочив через заросли, мы вывалились на довольно большую поляну, и картина стала окончательно ясна: возле деревьев валялся распотрошенный узел, рядом лежало тело, а метрах в ста от нас мелькали трое сматывающихся мужиков. Глупостей вроде криков и предупредительных выстрелов я делать не стал, а скомандовал командиру отделения:

— Мочи их!

После чего рванул по большой дуге, стараясь не перекрывать Бондареву сектор обстрела. Автомат затявкал короткими, заставив удирающих начать петлять, ну а мне оставалось только наддать ходу, сокращая дистанцию для пистолетного выстрела. Правда, немного не успел, так как солдаты, посланные к горам, нас опередили и в два ствола уронили на землю всех бандюков. Но когда мы дошли до лежащих, выяснилось, что немцы целехоньки. Просто, услышав резко усилившийся свист пуль и увидев, что путь к бегству отрезан, они поняли, что зер шлехт подкрался незаметно, и предпочли действовать прямо как братва моего времени при виде ОМОНа, а именно — брякнуться на землю и, положив руки на затылок, притвориться ветошью. Один из бойцов сноровисто обыскал лежавших и, откинув в сторону два ножа, опасную бритву и потертый «зауэр», приступил к более детальному обыску. В конечном итоге на траве, помимо прочей мелочовки, появилось несколько мешочков, заглянув в которые, подошедший сержант удивленно покачал головой и, пнув ближнего к нему немца, протянул трофеи мне. М-да… мешочки были полны золотых колец, цепочек, браслетов и прочих ювелирных украшений. Ссыпав рыжье обратно, я протянул их отделенному и приказал:

— По приезду сдашь Силантьеву.

— А с этими как? — сержант кивнул в сторону бандитов. — Шлепнуть?

Хм… вопрос, конечно, интересный. Вообще-то, по закону военного времени подобным кадрам однозначно светит стенка. Армия чем хороша — адвокатов тут нет, и если факт преступления налицо, то вояки обычно не церемонятся. Так было у нас в сорок первом и сорок втором, когда ловили таких же вот гадов, которые у беженцев отбирали последнее. А вы что думали? Что урки благородные ребята и все как один грудью встали на защиту Родины? Такие мысли могли возникнуть только у режиссеров конца двадцатого века, а в реальности эти сволочи у людей, потерявших свой кров и отбившихся от основной толпы уходящих на восток, серьги с мясом рвали да кольца сдергивали, пальцы ломая… Поэтому с ними не миндальничали и прислоняли к стенке непосредственно на месте преступления. Кстати, когда вошли в Европу, правила совершенно не изменились. Только вот сейчас двое из троих пойманных налетчиков оказались сущими пацанами, лет по пятнадцать-шестнадцать. Понятно — если урод с младенчества, то он и дальше уродом останется, но малолеток жизни лишать как-то не комильфо. Поэтому, почесав подбородок, я решил:

— Погодим шлепать. Пойдем сначала глянем на ту бабу — если они ее насмерть приголубили, то рядом лягут. Ну а если живая, пусть с ними комендачи разбираются…