Руслан Муха - Воронов дар. Играя с судьбой

Я неодобрительно покачал головой, неприятно удивившись тому, насколько сильно Луиза Арнгейер забивает голову своей дочери этой чушью.

— Невозможно быть хорошей для всех, — довольно грубо произнес я, — разве твоя мама этого не понимает? Лучше оставаться собой и не предавать собственные чувства и принципы.

— Ты можешь себе такое позволить, но не я. Я здесь чужая, — Мила грустно взглянула на меня, снова коснулась древа, ласково поглаживая его кору. — Но я и не слишком предаю собственные чувства, если ты об этом. Наши одноклассники не так уж и плохи. Знаю, у тебя с ними сложные отношения, как с тем же Бориславом…

— Особенно с Бориславом, — раздраженно уточнил я.

— Да, особенно с ним, — смущенно рассмеялась Мила. — Но, просто у тебя не было возможности узнать их получше. А так — они могут быть веселой компанией, хорошими друзьями… Да, иногда они ведут себя заносчиво и надменно, и я не оправдываю тот их поступок с костями — это было жестоко. Да, иногда они перегибают палку, но это лишь иногда. Если бы ты их узнал получше…

— Боюсь, я и так их знаю слишком хорошо, — пере6иля ее. — Наверное тебе непросто дружить и с ними, и со мной.

— Я не должна ни с кем ссориться. Это может отразиться на моем будущем.

— Ни с кем не ссориться, всем нравиться, со всеми дружить, позволять обнимать себя Григанскому, чтобы его не обидеть… а если он захочет не только обниматься? — я понял, что закипаю, но сдержать себя было довольно сложно. — Экая изворотливость! Попахивает каким-то лицемерием.

Милана окинула меня сдержанным, полным достоинства взглядом:

— Это не изворотливость, Ярослав, — отчеканила она. — Это называется быть гибким, а умение налаживать связи — не лицемерие. Я не могу позволить вести себя как ты, у нас разное положение в обществе. Но ты прав, — Мила печально усмехнулась. — Иногда это тяжело, но я должна стараться.

— Так говорит твоя мама, — зло подытожил я.

— Мама плохого не посоветует, — снова печально улыбнулась Мила, а после смущенно добавила: — А еще мама говорит, что из нас бы могла получиться отличная пара.

Я горько усмехнулся и отвернулся, пытаясь утихомирить злость. Насколько же сильно Луиза печется о благополучии дочери в новом обществе? Она целенаправленно настраивает Милу на то, что она должна быть хорошей для всех, что брак обязательно должен быть с родовым чародеем и, наверняка, из богатой и древней семьи. Да, конечно же, поэтому я так им подхожу. Получается, все происходящее сплошное лицемерие. А может и дружба с моими родителями всегда была едва ли таковой? Все только ради родовых чар? Как-то резко Луиза мне разонравилась, а ведь по ней так сразу и не скажешь, что это ее настолько беспокоит.

Мила снова коснулась медальона на шее, раньше я его не замечал на ней, да и то, как она его касалась — было видно, что носить его ей непривычно. Такие медальоны когда-то были в моде, он открывался, делясь на две половинки, а внутрь вставляли портреты близких или маленькие шары памяти с каким-нибудь коротким приятным воспоминанием.

— Какая у тебя категория? — неожиданно спросила Мила.

— Средняя-третья, — ответил я, потом добавил: — по крайней мере была таковой еще неделю назад.

— Ничего, ты вскоре восстановишься, — поспешила она меня подбодрить, потом печально добавила: — Моя когда-то была низшая-девятая, мне было еще одиннадцать. Папа говорил, что мой потенциал достаточно высок, средняя-пятая мне должна быть обеспечена. Сейчас же низшая-пятая, — она снова усмехнулась, теперь горько: — Как у простолюдинки.

— Уверен, для тебя это не конечный результат, — теперь попытался ее подбодрить я. — Твоя мать права, став женой родового чародея, ты сможешь вернуть свою силу.

Я потрепал ее за плечо, это был довольно дружеский жест без всякой задней мысли, но Мила неожиданно потянулась ко мне, прикрыв глаза — хочет, чтобы я ее поцеловал. Я замешкался, в прошлый раз я был инициатором нашего первого поцелуя, а теперь наоборот. Ее нежно-розовые губы были совсем близко. Она сейчас такая юная и слишком молодая, была бы она старше хотя бы на пару лет…

Я слегка отодвинулся, а она напротив, стала настойчивее, распахнула глаза, подалась вперед и с какой-то сердитой обидой впилась в мои губы, но лишь на секунду, а затем отпрянула, так же — рывком, и отвернулась.

Ее медальон зацепился за пуговицу моей рубашки, я хотел было его отцепить, но Мила шагнула в сторону, не заметив этого и цепочка порвалась, а медальон упал.