Руслан Муха - Меняя Судьбу

Вот только физическое состояние оказалось настолько никудышным, что уже через десять минут активной тренировки сердце колотилось словно сумасшедшее, дыхание никак не удавалось угомонить, а голова кружилась так, что еще немного и организм, в отместку за такие изуверские издевательства, грозился опрокинуться в обморок. Прежнюю норму тренировок, привычную Псу, я, естественно, физически не смог выполнять.

Да уж — нелегко и придется начинать все заново. Первые месяцы в военной академии мне было очень несладко, и обмороки — это не самое страшное, что со мной приключалось. По утрам во время подъёма я в буквальном смысле не мог встать с постели, так болели мышцы. За что нередко получал нагоняй от командира и становился предметом насмешек у сверстников.

Я падал на стометровках, не в силах подняться, нередко расшибал колени и нос. Благо меня спасала регенерация оборотня, и в дни, когда мне было позволено обращаться (это было раз в неделю) я мог восстановиться.

Но все это меня закалило.

Чем больше я тренировался, тем легче мне все давалось. А занятия по контролю научили меня не только управлять мощью стихий в бою, но и восстанавливаться без оборотничества. Мое тело крепчало, а вместе с тем и росла чародейская сила. Уже ко второму курсу я изрядно раздался в плечах и оброс мышцами, а сверстники все меньше осмеливались надо мной подшучивать. К третьему курсу они и вовсе стали меня побаиваться и сторониться.

Но если мне предстоит прожить жизнь заново, а в военную академию я точно не собираюсь — войной я сыт по горло, то всё равно в такой физической форме я оставаться не мог. Значит, нужно приводить это дохлое тело в порядок.

Когда сердцебиение пришло в норму, я еще какое-то время поработал над растяжкой и закончил все медитацией, использую технику воздушно-огненного контроля — это когда собираешь и нагреваешь воздух вокруг себя. Ничего особенного в этой технике нет, да и пользы от нее немного, хотя мы все поголовно таким образом и грелись в военных походах. Но мозги хорошо очищает и позволяет расслабить мышцы.

К восьми часам в комнату заглянула Нана, позвав на завтрак. И я, выбрав из гардероба наименее вычурное из одежды, спустился в столовую, где уже сидели родители.

Отец находился явно в хорошем расположении духа, весело приветствовал меня и продолжил что-то увлеченно рассказывать матери.

Мама же была невероятной. Я уже и забыл, насколько красивой она была. Будучи ребёнком, я воспринимал ее красоту как нечто само собой разумеющееся, но сейчас я словно бы увидел ее впервые. Смоляные тугие локоны убраны в высокую прическу, простое домашнее платье не могло скрыть изящной фигуры и горделивой осанки. Её кожа не была смуглой до черноты — как у большинства ромалов — скорее, светло-оливковой, и глаза не черные, а темно-зеленые.

В ее жилах текла кровь малочисленного народа северных ромалов, которые были куда выше ростом и светлее. Немудрено, что отец ради нее рискнул, наплевав на неодобрение семьи и аристократии в целом. Невзирая на всю прогрессивность нашего общества, до сих пор аристократия смотрит на браки между знатными и простолюдинами с брезгливостью и осуждением. А тут еще отец решился жениться на ромалке, которых и вовсе за людей не считали.

Матери ради брака с отцом тоже пришлось немалым пожертвовать: ее народ отрекся от нее, а родители прокляли маму. Северные ромалы вели оседлый образ жизни, в отличие от своих южных собратьев кочевников, но и нравы у них были куда строже. Поэтому брак матери с иноверцем не ромалом, пусть он даже являлся князем, считался предательством.

Но, несмотря на то, что все было против них, родители поженились, предки приняли мать в род, и они жили в любви согласии и, я уверен, прожили бы так и до старости, если бы их не убили.

— Отлично выглядишь, мам, — сказал я, присаживаясь за стол, подвигая тарелку с маслом, уже нацелившись взглядом на горячие хрустящие гренки.

— Комплименты? — удивлённо улыбнулась мать. — С чего бы это вдруг?

— Это не комплимент, а правда, — ответил я и переключился на отца.

— Как дела на виноградниках? Уже есть статистика количества урожая?

Отец изумленно вскинул брови, повернулся к матери, она пожала плечами и, усмехаясь беззаботно, продолжила есть.

— Что с тобой сын? — спросил удивленно отец. — С каких это пор тебя начали интересовать дела княжества? Артемий Иванович часто говорит, что эта тема тебе малоинтересна, чем, честно говоря, огорчает меня. И тут вдруг!