Клим Жуков - Дед [litres]

Но как же его было много!!!

Во-первых, он постоянно поглядывал на Варвару. Именно поглядывал, а не пялился или, скажем возвышенно, любовался. Как будто пытался что-то вспомнить. Когда Толя пришёл в себя настолько, чтобы проявлять интерес к окружающему миру, сразу же начались те «поглядки» и типовой диалог, повторявшийся с разными вариациями едва не каждый день.

– Молодаечка, я тебя раньше не встречал? Как будто встречал, а никак не припомню где. Лицо знакомое, страсть!

– Нет, Анатолий, вы меня раньше совершенно определённо не встречали, – Варя отрицательно качала головой, создавая неприступный вид. – А что такое «молодаечка»?

Молодаечкой в Толином лексиконе назывались молодые девушки: молода-я дево-чка.

Во-вторых, по крестьянской манере он просыпался в шесть утра. После чего начинал искать себе занятие. И непрерывно болтать. Когда собеседника не было, он болтал сам с собой или распевал песни.

Парень оказался обладателем неплохого баритона и вполне вменяемого музыкального слуха – в этом Варя разбиралась, всё-таки много лет провела среди музыки и артистов. Зато репертуар оставлял желать лучшего.

Складно выводил юноша, ковыряясь с очередной обновкой в интерьере квартиры.

– Что это, господи? – не выдержала Варя, обычно державшая дистанцию и на короткое общение никак не переходившая.

– Ты что, подруга! Это ж «Мурка»! – пояснил Анатолий и продолжил.

От продолжения Варя пришла в ужас, даже не одёрнув простоватого компаньона: не подруга, мол, я тебе. Ужас усугублялся тем, что бывшая балерина невольно отметила удивительную драматургическую завершённость блатной песни. В ней были все обязательные компоненты настоящей истории – от экспозиции до кульминации и эпилога. Отношения с роковой Муркой, рассказчиком и Рабиновичем не уступали в напряжении тайнам мадридского двора. Персонажи обладали рельефными характерами, выписанными крупными, но предельно точными мазками. Да и незатейливая поэтика подкупала.

«Этак недолго увлечься этой… блатотой!» – подумала Варя и вновь ужаснулась.

Впрочем, дальнейшее знакомство с репертуаром, которое происходило постепенно, но неотвратимо, как наступление горной лавины или смена сезонов, оказалось куда хуже. «Мурка» в сравнении с другими ударными пунктами программы казалась арией из «Кармен».

Например:

Но и это были ягодки, невзирая даже на более чем сомнительные рифмы. Одна древняя песенка переплюнула даже «Финку в рукаве».

И так далее, до появления катастрофы в лице соперника Луи.

Услыхав такое и сообразив, что именно скрывается за эвфемизмом «луй», Варвара ойкнула, зажала рот и выбежала из кухни длинными балетными прыжками. Ей вслед нёсся хохот противного Толика, страшно довольного произведённым эффектом.

Дед, кстати, к музыкальным экзерциям гостя относился нейтрально. Да и на матерные его высказывания перестал обращать внимание. Матерок Анатолия был так органично встроен в речь, что не производил впечатления отпетой похабели (каковой являлся по форме).

В результате его смысловая нагрузка выходила столь бытовой, а оттого невинной, что представляла полный эмоциональный ноль. Не станете же вы упрекать профессионального программиста, что он пересыпает речь непонятными терминами?

А перед Новым годом случился казус, едва не ставший ЧП локального масштаба.

Да что там ЧП… недалеко оказалось до катастрофы. Да не песенной, а вполне материальной.

Общество обедало.

На дворе таял снег и день тридцатого декабря (обедал Дед поздно, часам к четырём пополудни). Кухонька полнилась запахом тушёной картошки с луком, генератор на «теплушке» исправно давал ток, лампа исправно горела. Всё шло своим выверенным чередом, когда Варя подняла глаза от миски и сказала: