Алексей Штейн - Грудь в крестах

Вход в наш блиндаж приказал восстановить, но, прежде уютный, он теперь напоминает внутри какой-то полузатопленный гроб. Воды по голень, плавают крысы. Появились, раньше не было — мыши-полевки в траншеях встречались, а вот крыс не было. Теперь же постоянно плавают и ползают потом по всему, тощие мокрые и мерзкие. Ходит слух, что это «Из взорванного форта, они там, в кладовых провианта жили, а как взорвалось все — и разбежались!». Чушь, конечно. Взорванные кладовые как раз крысам счастье. Просто раньше их было мало, так как мало было еды. В фортах крысам не особо-то поживиться, там за этим следят — а так укрепления стояли пустые. А вот как появились люди, так появилась и еда. И начали крысы плодиться. И вполне закономерно расплодились. Теперь жди болезней, иначе никак не бывает. Отжал на складе боепитания побольше револьверных патронов, и велел Мари их отстреливать из своей винтовки, да и сам иногда баловался, затыкая уши гильзами. Только пришлось это дело бросить. Убитые крысы тонули, потом всплывали и воняли. Собрал проштрафившихся солдатиков и велел прибирать «останки врагов». Благо они этим и наверху занимались — уже дважды по перемирию выходили похоронные команды на нейтралку, притаскивали побитых. Заведено это хитро — чтоб с поля не таскали под шумок оружие и патроны — безоружные похоронщики, с белыми повязками на голове (заодно какая-никакая и маска от вонищи) встречаются между окопами и идут потом дальше. Ихние таскают трупы к нашим траншеям, если и с оружием, то все равно к нам принесут. Наши — к ихним. А после всего расходятся по своим сторонам, и с собой особо ничего не притащить.

С крысами, впрочем, уладила все Мари. Я ей как-то на ночь рассказал про «крысиного волка», и она, с помощью Коли и Петрухи, изловила молодую крысу, засадила ее в добытый у обозников простреленный шрапнелью термос, и стала животину склонять к каннибализму. Мне некогда было вникать, но вроде бы опыт оказался успешным. Зверька пометили на спине белой краской, чтобы свои не пристукнули, и отпустили. То ли это, то ли то, что уровень воды в блиндаже поднялся еще, так что нам пришлось соорудить мостки и спать теперь только на верхних ярусах, посменно — но крысы исчезли. А может, я просто перестал их замечать. Из-за того, что воды прибавилось, невозможно стало топить печь, теперь ставим перед вентиляцией жаровни, кое-как греемся, но в целом — паршиво. Говорят, стоки дренажа идут к реке, то есть — через вражеские позиции, и они их нам специально перекрыли. Сволочи, конечно.

Тактику наши сменили. Теперь ведут постоянный обстрел, тяжелыми орудиями, снарядов у них, видать, курочка по зернышку не клюет, но грамотно. Постоянно приходят артиллерийские разведчики, наблюдатели и корректировщики, один раз даже наблюдал звукометристов — смешным таким раструбом, напоминающим оркестрантскую духовую инструменту, разве что на треноге установленную, слушали что-то там, записывали в тетради, что-то считали. Наверное, ловили валашскую князь-пушку. Которую, может быть, и повредили, что она некоторое время молчала, а потом снова начались обстрелы сверхмощными снарядами. Ну и просто оборону врага перемалывают. Артобстрел этот для меня выглядит непривычно — не минуты или часы — а сутки. Методично, равномерно, не спеша, иногда присылая солдатика в передовую траншею к наблюдателю уточнить падение каждого снаряда. И снова выстрел, и снова пауза. Не завидую валашцам. Нам легче — нас почти не обстреливают уже. Если и кидают, то в основном по тылам. Очевидно, рассчитывая нащупать батареи и склады боеприпасов. Иногда, то нашим, то ихним, это удается, тогда грохает взрыв, который ощущается дрожью даже под землей, и может даже особенно под землей, а наверху видно высокий гриб густого желто-серого дыма. Наши, правда, преуспевают чаще — просто потому что больше орудий и больше снарядов.

Другое новшество появилось буквально вчера — Гэрт прислал очередной приказ. Он обосновался в каком-то на редкость сухом блиндаже, или даже каменном бункере, не знаю, ни разу не был у него и, в общем-то, и не видел его лично, аж с самого прибытия на фронт, и носу он сюда сам не кажет. Только вестовых с приказами присылает. Правда что, если я в докладе ежедневном ему что-то излагаю, по надобности, в меру, конечно, то на тот день все из тыла нам доставляют. Так что я даже рад, что начальство так себя держит.

В общем, приказ — всячески содействовать и помогать. Кому, спрашивается? — А присланным на передовую саперам. Конечно, поразвели обо все это секретности, да только и так все ясно — мины копать будут, подводить, значит, подземные ходы под вражеские укрепления, и взрывать. Ну, седобородый саперный сержант Дорг, командир отделения, что к нам прислали, дядька преклонного возраста, со скрюченными руками, на какого-то гнома весь похожий, оказался покладистым и сговорчивым. Мы быстро с ним сладились — мой взвод выделяет ему сколько надо людей на дурную работу, а они за это — осушают и ремонтируют нам блиндажи. И сами же у нас и ночуют-отдыхают. Нам, после посменного сна в полузатопленном сыром блиндаже такая теснота и не в обиду. Сержант Дорг, правда, сказал, что блиндаж они подлатают на скору нитку, мол — как рванем мины — вас вперед и погонят — к вечеру уж на новом месте будете оборудоваться. Я его послал к демонам, чтоб не каркал, пока гоп не сказали.