Морган Райс - Бремя Чести

«Ты хуже своего отца», - он кипел от гнева. – «Тарнис, по крайней мере, стремился помочь нашей стране. Но ты... ты заключил договор со своими соотечественниками о том, чтобы устроить засаду собственным людям. И не ради мира, а ради своего собственного положения. Твой отец сделал это ради безопасности, а ты – ради власти».

Кавос, сцепив челюсти, крепче сжал свое копье.

«Я предупреждал тебя, Дункан», - произнес он голосом, полным ярости. – «Я предупреждал тебя убить их всех».

«Время для мечей прошло», - огрызнулся Энис, повернувшись к Дункану. – «Немедленно сложите свое оружие и я спасу твоих людей. Станете сопротивляться и поднимите головы вверх: вы будете мертвы, не успев вынуть мечи. Выхода нет».

Дункан оглянулся по сторонам, кипя от злости, зная, что Энис прав. Как солдат, он жаждал сразиться в любом случае, даже если стрелы пронзят его тело, он был готов сразиться не на жизнь, а на смерть. Но, как командир всех этих людей и как их Король, он нес на своих плечах ответственность. Он не мог пожертвовать жизнями всех этих мужчин. Они последуют за ним, несмотря ни на что, будут сражаться за него, и он не мог предать такое священное доверие.

Дункан медленно опустил свой меч и, один за другим, воздух наполнился звуками вынимаемых мужчинами мечей, которые они положили на камень. Двор наполнился звоном тысячей кусков стали, ударяющихся о камень.

Только Кавос стоял, схватившись за свое оружие, дрожа от гнева.

«Кавос», - тихо произнес Дункан.

Тот бросил на него долгий тяжелый взгляд, после чего, в конце концов, тоже сложил свое оружие.

Энис широко улыбнулся, довольный происходящим.

«Сын, ты не можешь этого сделать», - произнес Тарнис отеческим тоном, сделав шаг вперед и положил руку ему на плечо. – «Это низко. Я договорился о перемирии от своего имени. Ты позоришь мое имя».

«Твое имя уже опозорено, Отец», - ответил Энис. – «Но мое, с другой стороны», - сказал он и сделал шаг вперед, вынув спрятанный кинжал и вонзив его в сердце своего отца. – «Мое будет жить вечно».

Тарнис стал задыхаться, рухнув на землю у ног Дункана.

Дункан был в ужасе, не веря своим глазам. Отец убит своим собственным сыном и все ради власти. Пусть он и не одобрял методов Тарниса, но такой смерти он не заслужил.

Раздраженный Дункан бросился вперед, чтобы схватить его, но вдруг он почувствовал, что его схватили и отдернули назад, когда пандезианские солдаты со всех сторон начали приближаться и сдерживать его. Дункан извивался изо всех сил, но не смог вырываться, глядя на разворачивающийся перед ним кошмар. Больше всего он злился на самого себя. Все это время Кавос был прав. Почему он доверился им?

«Ты за это заплатишь!» - крикнул Дункан.

«Я так не думаю», - улыбнулся Энис.

Вдруг с пандезианской стороны вышел Бант. Он сделал шаг вперед и усмехнулся Дункану в лицо.

«Кажется, ты больше не можешь защитить своих маленьких пташек», - прошипел он от злости.

Затем Бант вышел вперед к Брэндону и Брэкстону, которых удерживали пандезианские солдаты, и усмехнулся, глядя на них, находясь всего в нескольких метрах.

«Вы теперь не такие важные без защиты своего отца?» - спросил он их.

И в следующую минуту, не успел Дункан отреагировать, Бант поднял меч и вонзил его в грудь сначала Брэндона, а потом и Брэкстона.

Дункану показалось, что меч вонзился ему в грудь, когда он увидел, как его мальчики упали у его ног.

«НЕТ!» - закричал он.

Дункан извивался изо всех сил, умирая внутри, не в силах вырваться, и вдруг почувствовал, как по лицу его ударила латная рукавица, лишив его сознания. И, падая на камень рядом с двумя своими мертвыми сыновьями, когда его мир почернел, последними мыслями Дункан обратился к дочери:

«Кира, где ты?»

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Эйдан бежал через закоулки Андроса на рассвете, хватая ртом воздух, отказываясь останавливаться. Снежок следовал за ним по пятам. Он сворачивал в одну улицу за другой, пересекая растянувшийся город, его легкие горели, но ему было все равно. После того, как Эйдан увидел тех мужчин в переулке, замышляющих предательство его отца, он отчаянно хотел найти и предупредить его, пока еще не слишком поздно. Но с начинающимся рассветом сердце Эйдана уходило в пятки, когда он понимал, что время истекает. Он побежал еще быстрее, не обращая внимания на боль.

Эйдан продолжал бежать, пересекая небольшие площади, забегая в переулки, после чего снова появляясь на площадях. Он пытался следовать направлениям, которые дали ему люди несколько часов назад, когда он спрашивал всех, кого мог. Мальчик следовал по уличным указаниям, выбитым на каменных стенах, освещенным светом факелов, с трудом их читая. Город был настолько тихим в раннем утреннем свете, настолько спокойным и умиротворенным, что сложно было поверить в то, что любой хаос является неизбежным.