В квартиру таджик не заходил, но абсолютно точно заходил в подъезд, и Максим, взяв наизготовку «мосберг», осторожно пошел вниз по лестнице. Четвертый этаж, третий, второй – таджика нету. Максим прижал ружье к плечу, вытянул вдоль спусковой скобы палец и резко вывалился на площадку между вторым и первым этажами.
Сухроб сидел на рюкзаке перед дверями, ведущими в подвал, смотрел вниз и как будто с кем-то тихо разговаривал. Максим замер на месте, не зная, что и предпринять, – таджик вел себя загадочно и непонятно.
Все пятиэтажки в городе имели обязательный подвал, входы в который располагались не на улице, а внутри каждого подъезда. Как правило, подвалами жильцы давно не пользовались, и проемы под лестницами закладывали кирпичом или зашивали досками. Но в этом подъезде на кирпич и каменщика люди, очевидно, скидываться не пожелали, и вход перекрывала безобразная железная решетка, сваренная из металлического хлама. Именно с такой решеткой Сухроб сейчас переговаривался.
Максим немного постоял, пытаясь сообразить, что вообще тут происходит, но не нашел ничего лучше, как осветить весь угол светом электрического фонаря. Луч выхватил из темноты прижатое к прутьям лицо мертвяка-зомби, которое от яркого света и неожиданности оторопело мигнуло обоими глазами сразу.
Следующим движением мертвяк вытянул руки, пытаясь ухватить Сухроба, но тот ловко увернулся и отскочил в сторону. Потом таджик вздохнул, укоризненно посмотрел на Макса, подобрал лежащий на полу «клюв» и ловко засадил мертвяку точно в выпученный глаз, ювелирно вогнав оружие между прутьями решетки.
Глава 8
Уроки промышленного альпинизма
– Сухроб, ты как, в порядке?
– Максим, я, кажется, с ума сошел. Псих меня позвал, и я услышал. Я с ним говорил, Максим!
– С психом? Сухроб, я не пойму, ты что, понимаешь их мычание?
– Псих не мычит, он так разговаривает. Но разговаривает плохо. Как ребенок в три года или взрослый, когда савсем дибил.
– Ну и чего он тебе поведал интересного? – Ситуация Максима начинала забавлять, но таджик выглядел серьезно.
– Псих – не человек, это животный, и душа там савсем нет, ни капли. Ему все время жрать нада. Я спрасил, почему другой псих не жрешь? Сказал – другой псих нивкусный. Карова самый вкусный или лошадь. Собака, кошка вкусный. Человек можно, но если нет корова и собака. А другой псих ему – как нам мясо тухлый.
– Ну ничего себе у вас беседы! Про кенгуру и руберов не спрашивал?
– Сильный псих слабый обижает – он его боится. Сильный стать можно, но много надо жрать. Максим, я с ума сошел, да? Я как он буду? – В глазах таджика блеснули слезы, и Максим хлопнул его по лисьей шапке:
– Да в порядке ты, Сухроб, в порядке, понял? Хорош сидеть тут под дверями, пошли ночлег устраивать – я варенье малиновое нашел! Варенье малиновое любишь?
Таджик молча затряс головой в знак согласия.
– Вот видишь! Ты варенье любишь, а психи варенье не едят. Им только мясо надо. Сам говоришь – кошки для них вкусные. Сухроб, кота грохну – кушать будешь?
Макс грубо выстебывал товарища, рассчитывая привести в чувство, но разубедить его оказалось делом непростым. Тому факту, что злейшие враги стали неожиданно понятны, Сухроб видел одно-единственное объяснение. И обратился к другу с замогильной тоской в голосе:
– Максим, брат, прошу тебя! Я сначала буду медленный и ниапасный. И ты меня обязательно застрили, ладна? По-брацки застрили, «клюв» в башка ни нада!
«Спокойно, Макс, спокойно. Доводы нужны простые и железобетонные. А то свихнется окончательно и меня своим нытьем с ума сведет», – думал Максим, лихорадочно подыскивая те самые – простые и убедительные, доводы.
– Так, Сухроб… ты кушать хочешь?
– Да, хочу, – растерянно ответил тот.
– Сильно хочешь, до ужина потерпишь?
– Нада – и завтра весь день не буду кушать. Я как с Таджикистан приехал, нас всех подрядчик, пи…с, на бабки кинул, тагда три дня вапще ни ели. Что случился? Зачем ни кушать, зачем спрашиваешь? Тушенка есть, пиченье есть, еще лапша китайский целая коробка! – Он красноречиво пнул по рюкзаку ботинком.
– Вот! – Максим многозначительно поднял вверх палец. – А псих все время кушать хочет! Он всегда голодный, верно?
– Да, голодный. Ему жрать нада – терпеть савсем ни может!
– Давай с тобой, братан, договоримся. Вот если почувствуешь такой голод, что терпеть не сможешь, или меня сзади укусить захочется, то ты мне сам скажи, и я тебя по-братски застрелю. Договорились? Вот, смотри, специально один патрон откладываю. Ты что предпочитаешь – картечь, пулю или, может, дробь с четырьмя нулями? – Максим протянул обалдевшему товарищу ладонь с тремя патронами.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу