Pax Blank - В Тенях и Темноте

Потому что в конце концов Палпатин всегда срывался и набрасывался на него… и Скайуокер выносил это без возражений — даже подстрекал к этому, что стало также частью их состязания. Установленный и известный им обоим язык, который они пугающе хорошо понимали. И для Люка это значило, что он выиграл удар: довел Палпатина до того состояния бессильного расстройства, в которое он с таким удовольствием ввергал других.

Подтверждение этому приходило в форме жестокого воздаяния — которое, казалось, ничуть не беспокоило Люка.

Он переносил такие моменты, не сопротивляясь, — совершенно ужасные иногда, она видела свидетельства их на его коже, испещренной шрамами. Но способность спровоцировать эту реакцию, не важно, насколько сильную, была для него победой, и Палпатин всегда отступал в ожидании нового столкновения. Мара хорошо знала своего Мастера и понимала, что это скрытое напряжение ему нравится. Любое взаимодействие с джедаем было полезно, но в последнее время столкновение их характеров превратилось практически в одержимость, граничащую с зависимостью.

А Скайуокер продолжал давить. Отчасти потому, что он от природы был своенравен и упрям, отчасти потому, что глубоко внутри, как полагала Мара, он верил, что не заслуживает лучшего. Таким образом, они подпитывали друг друга.

Мара остановилась у входа, не зная, в каком расположении духа пребывает командующий. Визиты отца часто провоцировали у него резкие перепады между кипящей яростью и холодной меланхолией. Зная, что Люк наблюдает за ее отражением, она многозначительно посмотрела в направлении, куда только что вышел Вейдер.

— Что он хотел?

— Он — Лорд Вейдер, — не поворачиваясь, исправил ее командующий, предупреждая Мару, чтобы она сменила тон, говоря о его отце. Хотя между ним и отцом не было любви, Мара знала, что Скайуокер не терпел никакой непочтительности по отношению к нему, от кого бы то ни было.

И это так же был отличный способ уйти от вопроса. С тех пор, как Мара не могла больше потребовать у джедая Императора отвечать ей, он не считал себя обязанным отвечать ей, даже если бы она переформулировала бы вопрос. Но сейчас он не дал ей и такой возможности:

— Поворачивай корабль обратно. Отдай приказ присоединиться к «Ярости» и «Доминанту» и возобновить курс на Неймодию. И пусть переделают расчеты скорости, чтобы учесть нашу задержку.

— Так точно, командующий, — повинуясь приказу, Мара сознательно отложила разговор; она попробует еще раз, когда он будет в лучшем настроении. — Что мне написать в судовом журнале в качестве причины задержки?

Он повернулся к ней, искренне удивленный ее нетипичному отсутствию деликатности в этом вопросе. Мара была ближе к нему, чем кто-либо в его жизни на данный момент, и все же между ними зияла пропасть — измеряющаяся настороженной дружбой и конфликтом лояльностей.

— Правду, Мара. Уверен, что Император ожидает от тебя не меньшего.

Люк оставался один в своем кабинете, пока звездный супер-разрушитель поворачивал для подготовки к выходу в гиперпростанство. На короткий момент показался сопровождающий его корабль. Массивный корпус «Несравненного» заслонил солнце Дуро, благодаря свету которого были видны мерцающие мимолетно схваченными бликами крошечные СИД-истребители, призванные лететь впереди флагмана, обеспечивая его безопасность перед прыжком.

Ему следовало быть в это время на мостике, но встреча с отцом сделала его, как обычно, беспокойным и раздражительным, и выйти сейчас на мостик означало только побудить каких-нибудь нервных горемык сделать ошибку под его пристальным и требовательным взглядом, чтобы затем выместить на них свой гнев. Уж лучше остаться здесь и успокоиться — он и без того обладал довольно устрашающей репутацией, чтобы лишний раз подчеркивать ее.

Его Мастер не уставал размещать шпионов в команде «Несравненного», а Люк не уставал играть в игру по их устранению, как и когда он считал нужным, облекая свои действия в недовольство исполнением их обязанностей. Он сильно подозревал, что его репутация командира часто меняющего офицеров флота очень походила на репутацию его отца; это был изящный способ замены шпионов Палпатина собственными преданными людьми.

Конечно, были и те, кого он оставлял. Кого-то по причине смены лояльности, кого-то из-за довода, что лучше знать своего врага в лицо, а кто-то смог получить некоторую неприкосновенность из-за близкого знакомства с ним.