Айя Сафина: Падальщики. Книга 1. Непогасшая надежда

Мы еще несколько минут сидели возле стены, приводя в норму онемевшие от холода, нет, не конечности, а нервы. В этом безумном мире нервы вообще по-хорошему отрезать бы, чем хладнокровнее ты, тем больше шансов выжить. Хорошо, что родители были на миссии с Падальщиками на поверхности, а то мы немало наказаний заработали бы такой выходкой.

В общем, полезные дела совершают Падальщики. Мы добываем сырье для построения нашего нового мира под землей. Печально, но это — факт. Зараженные отобрали у нас поверхность, и мы начали соседствовать с кротами. Раса разумных существ, которая еще сорок лет назад запускала ракету на Марс, из-за своей гордыни и прожорливости потеряла все.

Стоило мне только привстать и сесть в кровати, как тут же в коридоре раздались бодрые юные голоса, пробегавших мимо новобранцев:

- Доброе утро, Командир!

- Здравия желаю, Командир!

Молодняк у нас дисциплинирован, и я всеми своими конечностями за жесткий порядок на базе. Мы здесь все боремся за выживание, и эта борьба не терпит слабостей и соплей, они неизбежно ведут к промахам. А цена ошибок сегодня велика, как никогда. Но все же я не хочу казаться недоступным безжалостным судьей для своего отряда, а потому дверь в мою спальню всегда открыта, даже ночью. Любой может зайти ко мне с просьбой, новостями, жалобой. Или просто поныть. Последним злоупотребляет мой сержант Бриджит — по совместительству моя лучшая подруга. Одни командиры считают мое поведение нелепым, я кажусь им доверчивым человеколюбом. Другие прощают мне эту странность, потому что боятся меня, ведь я — лучшая из них.

И я это знаю.

Я возложила слишком много жертв на этот алтарь, чтобы просто так все профукать. Слишком много крови, боли, слез и частиц моей души были оторваны от меня прискорбными событиями. Я должна была стать сильной. У меня просто не было выбора.

Полковник Триггер возлагает на меня большие надежды. Он хочет сделать из меня своего протеже. Он никогда не говорил об этом напрямую, но его внимание к моей персоне говорит за себя. Он один из немногих, кто заметил во мне этот потенциал напалма, который невозможно потушить уже пятнадцать лет. К сожалению, его внимание замечают другие и, как это обычно бывает, делают неправильные выводы. Среди военных желание посплетничать настолько же сильно, как едкая зависть.

Наконец раздался звон подъема. Помню, когда была новобранцем, этот пронзительный дребезжащий звон каждое утро доводил меня до инфаркта — настолько он громкий! Мне кажется, даже если я умру, этот звон заставит меня восстать из мертвых. Наверное, поэтому теперь я просыпаюсь за полчаса до его очередной истерики, мой организм сам себя спасает от шока резкого пробуждения. В считанные секунды военный блок базы оживает. У шести тысяч солдат есть тридцать минут, чтобы принять утренний туалет, привести себя в порядок и отправиться на завтрак. Этого времени хватает едва-едва, потому что количество сантехники в казармах критически не хватает. Под одним душем одновременно стоят по восемь, а то и по десять солдат, за стенкой солдаты сидят на унитазах в ряд, напротив — еще одна вереница десятков солдат, оккупировавших ряд из умывальников. Разделения на мужские-женские помещения у нас нет, в условиях жесткого цейтнота солдаты вообще не замечают друг друга.

Я могу наплевать на этот распорядок дня. Я командир, у меня собственная спальня, а значит, я сама себе хозяин. Я могу вообще весь день кверху булками валяться и листать очередной провокационный комикс анонимного художника, чьи смешные карикатуры на самых ярких жителей базы распространяют подпольным образом. Генерал строго наказывает за подобное самоволие, тем более критикующее действующую власть, но даже мне — стороннице его режима — весело разглядывать очередные бредовые картинки неизвестного автора, бьющие точно в суть. Я даже сама себя там нахожу иногда, когда мы схлестнемся с Фунчозой в очередной перепалке, которая разлетится новостями сначала по всему военному блоку, а потом и за его пределами. Противостояние двух отрядов специального назначения — один из самых ярчайших и горячо любимых скандалов на базе.

Еще есть генетик Маркус Лебовски — пятидесятилетний старик, до жути смахивающий на Иисуса, в котором люди видят надежду на возрождение расы на поверхности. Он постоянно устраивает собрания в исследовательском блоке, на которых говорит о необходимости ломать устоявшуюся систему страха и дать больше свобод ученым для разработок кардинально инновационных проектов по адаптации человеческого генома к новым условиям жизни на поверхности. В комиксе его изображают в виде профессора Франкенштейна, постоянно изобретающего всякие странные зелья для улучшения человеческих качеств, которые могли бы составить конкуренцию зараженным. Например, Поностойка, от которой человечество продирает такая жуткая диарея, что зараженные больше не хотят нами питаться. Помню, я смеялась над этим выпуском до коликов.