Юрий Харитонов - Приют забытых душ

– А ну, живо! – и охранники начали автоматами сталкивать детей в воду.

Когда пришла очередь Руслана, он прыгнул сам. Хотелось тут же выскочить из этой глиняной ямы, но, видно, их сюда не просто так затолкали. Охранники кинули мыло. Два или три куска на всех. Оно все выскальзывало из замерзших рук и норовило уплыть под воду.

– Давайте! Живее! Мойте себя! Помогайте друг другу! Энергичнее! А то позамерзаете к чертям собачьим!

Лишь через полчаса относительно отмытых и клацающих зубами детей распределили по КУНГам. В каждом прицепе было по шестнадцать небольших коек. Хорошо, что разделение прошло по желанию, и с Озимовым в один фургон попали все его друзья, в том числе и семья Прохорова.

Руслан долго не мог согреться и заснуть, но тепло тонкого одеяла потянуло за собой. В черную бездну хлипкого забытья. И уже сквозь легкую дрему мальчик услышал:

– Подвинься.

Озимов отодвинулся к стенке, а к нему под одеяло забралась Катя и прижалась к мальчику всем телом. Очень-очень быстро детям стало тепло, и они смогли нормально заснуть, словно пара котят, согревающих друг друга.

Отец Василий, не торопясь, шагал по территории монастыря. Прошел мимо церкви Всех Святых, которая служила ему домом и камерой пыток одновременно. Пошел дальше, к собору Успения Пресвятой Богородицы. Оба храма кубическими громадами возвышались над остальными постройками монастыря. И оба были пятиглавыми. Но тот, куда направлялся Василий Степанович, всегда отвращал Черноморова, еще со времен его чудесного излечения. Он поверил старику, он уверовал в дарованную ему жизнь на благо человечества, но все оказалось гораздо сложнее. Кизляк обманул мужчину, сыграв на чувствах обреченного на смерть человека. И тот почти сразу осознал это, но ничего не мог поделать. Гипнотическая блокировка, которую установил старик, оказалась намного сильнее монстра внутри. И если б Петр Васильевич действительно излечил его, то и душа бы перестала метаться, но нет: чудовище все еще было рядом и помнило о каждой жертве неуемной жажды мести за прошлое. И требовало еще. Василий ненавидел Кизляка тихой ненавистью, но никак не мог сбросить оковы.

Черноморов медленно вошел в храм, который вместо привычных для церквей предметов заполняли разные приборы, приспособления, пробирки и химикаты. Несколько длинных столов стояли почти вплотную друг к другу и ломились от всевозможной аппаратуры, которую Кизляку удалось достать лишь в обмен на детей. У дальней стены за компьютером сидел старик. Рядом находились две грифельные доски, сплошь исписанные формулами.

– Здравствуй, отец! – тихо сказал бывший учитель, но Петру Васильевичу этого оказалось достаточно, чтобы услышать и развернуться. Он приподнял очки и погладил лысую голову. Потом медленно подошел к Василию, будто возрастная болезнь суставов мешала ему идти быстрее.

Кизляк положил дрожащую руку на плечо мужчины, и здоровяк упал на колени, будто в немощной руке старика заключалась огромная сила. Петр взял Черноморова за подбородок и нежно поднял его голову вверх, чтобы глаза Василия смотрели на него.

Где-то внутри маньяка зародилась боль. Помимо лица Кизляка, Василий видел арочный свод храма, откуда смотрели лики святых. Иконы-фрески были настолько реалистичными, что мужчине казалось, будто он очутился на небе, и теперь на него с презрением взирают все обитатели небесного царства. А ведь его грехи никогда не дадут ему взойти к ним.

– С чем пожаловал, сын мой, отец Василий? – тихо спросил Кизляк.

– Я привез очередную партию детей, – спокойно ответил Черноморов, хотя ему хотелось кричать, а еще – разрушить все в этом храме, где давно не было священников. Разнести все до кирпичика и сравнять с землей холм вместе с остальным городом.

– Отлично! – похвалил Петр Васильевич. – Молодец, сын мой. Но я чувствую смятение внутри тебя. Что-то не так?

– Убей меня, отец! – прошептал Василий, и струйки слез покатились по его щекам.

– Увы, сын мой, у тебя иная миссия.

– Я не могу! Я так больше не могу! – прошептал мужчина в исступлении. – То, что внутри, жаждет жертв, но ты даешь мне слишком мало!

– Я даю тебе ровно столько, чтобы накормить зверя, сидящего в тебе, на целый год, и завтра ты сможешь утолить жажду.

– Но этого мало! Мало!

– Достаточно. Этого вполне достаточно, чтобы злодей сидел смирно весь следующий год.

– Но, отец! Я же горю изнутри!

– А мне что до этого? – старик снисходительно стер ладонью слезы с лица Черноморова. – Это твои грехи. И твой личный ад!