Виталий Храмов - Испытание сталью [litres с оптимизированной обложкой]

– Ты совсем заврался, – осадил меня хмырь.

Я закатал рукав, показав ему почти симпатичный шрам.

– На мне всё заживает, как на собаке.

Ну, зачем это было трепать раньше времени?

– Так, хватит на сегодня. Не могу больше терпеть эту вонь. Сводите его в баню, выдайте бельё, завтра продолжим.

– А в этом санатории какой режим питания? – спросил я.

– Трёхразовый, – улыбнулся хмырь. Грустные у него улыбки.

Баня! Ещё тёплая! Вода горячая! Мыло! Бритва! Рай, гля! Ох, как хорошо! Камни ещё шипят! Пар! Веника нет, хоть так отогреться после ледяной воды этого проклятого болота!

Вертухай, что должен был меня снаружи охранять, занёс деревянную бадейку со вчерашним веником. Искренне благодарил его.

Когда я выскочил из бани, он внимательно осмотрел меня, покачал головой:

– Досталось тебе.

– Есть такое дело, гражданин начальник. Ещё раз – спасибо! Я настолько привык к отмороженному состоянию, что забыл, как это, когда тепло у сердца.

Он ещё раз покачал головой, внимательно сканируя взглядом сетку шрамов на моём теле.

– Давненько ты не мылся?

– Давненько, – ответил я и юркнул в тепло бани.

Я изначально не хотел выходить из уютного жара на холод, но нужно было показать себя этим глазам. Это же часть моей проверки. Часть «засланных казачков» так вот и «заваливаются» – из «плена» чистые приходят. А на мне – толстый слой застарелой грязи. Теперь и всё тряпьё, в котором я пришёл, перетряхнут, ощупают. Пусть ещё на вкус попробуют. Да, немецкое, нет – не трофеи. Оно до сих пор мертвечиной воняет. Трофеи мои утопли в болоте. Чуть меня не утащили на дно те сапоги, шинель и пулемёт.

После бани – ужин. Роскошный. В тушёной картошке – волокна мяса. Душистый хлеб, который я целую вечность нюхал, зажмурившись. Компот из сухофруктов. У меня даже слёзы потекли по щекам.

– Ты что? – спросил вертухай.

– Я – вернулся. Я – дошёл! К своим! А теперь хоть расстреливайте!

– Что это сразу расстрел?

– Так, вспомнилось.

Не то что гипс снять, мне перевязку сделать не успели. Толпу военнопленных опять рассортировали, часть согнали в колонну, в эту часть попал и я, – и погнали по дороге. В этот раз нас охраняли не в пример серьёзнее.

Прошёл дождь ночью, мы все промокшие, продрогшие за ночь под дождём, месили грязь, в которую превратилась дорога. Через два часа проглянуло солнышко, но согреться не получалось – голодный, меня бил озноб. Может, жар от раны?

К закату пригнали нас к полустанку, где нашу колонну влили в толпу пленных. И не только пленных. Очень много было мужиков в гражданской одежде. Начались пересуды меж пленными, прислушался. А-а, немцы хватают всех без разбора, у кого в штанах что-то болтается и оно не выбелено сединой.

Подогнали паровоз и состав товарных вагонов. Не удержался, хмыкнул – сразу видно, не уместится такая толпа в эти теплушки. Где она, хвалёная немецкая расчётливость?

Паровоз подавал вагоны к пандусу, «утрамбовщики» из хиви-предателей заталкивали людей в вагоны плотно, как шпроты в банку в Риге.

Последний вагон, я всё ещё стою на земле. Наша колонна пришла последней. Мы не влезаем. Ну, вот. Полна коробочка.

Меж немцами начался срач. Лай на их собачьем языке.

– Нас обратно погонят? – спросил кто-то.

– Нет, – ответил я.

– Тут оставят?

– Нет.

– А как?

– Сейчас и решают. Кто будет расстреливать, – оскалился я.

– Как так-то?

– Чё вы его слушаете. Паникёр!

Ну-ну.

Стали нас строить шеренгой.

– Ты пророк? – спросил один пленный с выцветшими следами от треугольников на отвороте.

– Держать нас тут негде – нет огороженного периметра. Дотемна нас на место перегнать не успеют. Вывозить нас нечем. Вот геморрой им создался. Нет человека – нет проблемы!

– Ты так спокоен?

– А толку от волнений? Умирать страшно только первый раз.

Несколько отчаянных взглядов на меня, потом по сторонам. Я смотрел на направленные на нас стволы пулемётов.

– Бежать надо!

– Да, поздно уже. Их больше, чем нас!

– Бежим, облегчим им задачу! – опять оскалился я.

– А чему ты радуешься?

– Что война для меня кончится! Что рожи ваши мерзкие больше не увижу!

Они стали меня бить. Толпой. Ну, что. Правильно. Бить меня легче и безопаснее, чем немцев. Грохот пулемётных выстрелов, падающие на меня тела, кровь, крики, стоны, отчаянный вой.

Вдруг грохот прекратился. Мат-перемат на песьем лающем немецком, мат-перемат на русском.